Сергей Нуртазин - Батальон прорыва

– Скажи по правде, почему ты остался? Ладно я, у меня выхода нет. А ты? Нас же на самые опасные участки бросают. Сам же знаешь, в штурмбатах большинство бойцов уже через месяц убиты или ранены. А тут возможность не погибнуть в конце войны. Пока то да се, пока в другую часть определят, глядишь, и победим фрицев. Говорят, от Кюстринского плацдарма до Берлина по прямой шестьдесят километров. Опять же звание…

– Мне звание не нужно, и командовать у меня желание пропало ещё после того, как я ребят под Любанью, в сорок втором, заморозил во время атаки. Впрочем, звания и так после победы должны вернуть. Я, Андрей, с некоторых пор стал относиться к жизни философски.

– И в чем же твоя философия заключается? Искать себе смерти?

– Смерти я не ищу, но и за жизнь не цепляюсь. Родные мои погибли, девушки нет, а стало быть, терять мне нечего. Следовательно, лучше я, чем тот, кому есть ради чего жить. Да и не всё равно ли, где воевать с немцами.

– Согласен, разницы нет, а вот жизнь ценить надо. Я ведь тоже без родни и много кого в этой войне потерял, но знаю одно – жить надо и надеяться надо. У тебя мечта есть?

– Была. Хотел знаменитым пианистом стать.

– Вот и станешь, а я на твой концерт приду. Позовешь?

Милованцев улыбнулся:

– Позову, только сначала надо фрицам траурный марш сыграть.

Траурный марш фрицам сыграли орудия. Холодным пасмурным днем 16 апреля в 5 часов утра артиллерия фронта всей своей мощью обрушилась на передовые позиции врага и через 25 минут перенесла огонь вглубь его обороны. Тогда-то и пошли в наступление стрелковые части, а вместе с ними штурмовой батальон, в котором несли службу Скоморохов и Милованцев. Частям армии предстояло действовать с плацдарма, занятого частями армии еще в феврале, в обход хорошо укрепленных противником Зееловских высот, на штурм которых пошли другие подразделения фронта. На участке, где предстояло наступать батальону, противник тоже неплохо приготовился к обороне. Штурмовикам это было известно. За день до наступления батальон после десятиминутного артналета провел разведку боем, занял первую траншею противника и даже попытался овладеть второй, но вынужден был отойти на исходные позиции. Разведка боем обошлась штурмовикам дорого, многие из них были убиты и ранены. Получил легкое ранение в голову и Скоморохов. И вот теперь снова предстояло идти на врага и нести потери. Чтобы их было меньше, немцев ослепили десятки мощных прожекторов. Яркий свет разогнал предрассветную мглу, осветил поле боя и ослепил солдат вермахта. Это помогло штурмовикам без больших потерь занять первую траншею и пройти еще три траншеи передового оборонительного рубежа, но на этом наступление застопорилось. Второй рубеж прорвать не удалось. Причиной стали минные поля, множество траншей, дотов и других оборонительных сооружений, а еще сильный огонь и упорное сопротивление солдат германской армии.

Милованцев сетовал:

– Неужели они не понимают, что проиграли. Сколько бы они ни упрямились, мы и союзники их одолеем. К чему бессмысленные жертвы? Неужели Гитлеру не жалко свой народ?

– Таким, как Гитлер, жалость не свойственна. Думаю, он, как и многие немцы, надеется, что с нами может случиться то, что произошло с германской армией под Москвой и Сталинградом.

– Пустые надежды. Фронт уже никогда не покатится назад, на восток.

– Многие из них фанатично верят словам Гитлера, и они будут драться до конца. Так что мы с тобой еще немало товарищей потеряем.

Товарищей теряли каждый день, численность батальона таяла, но задача оставалась той же: «Прорвать вторую линию обороны противника!»

Вторую линию обороны прорвали через два дня, не сбавляя темпа, заняли немецкий городок и пошли дальше, оставляя позади уничтоженные танки, самоходки, пушки и трупы солдат, свои и чужие…

Дальнейшее продвижение легкой прогулкой не было. Теперь союзниками немецких солдат стали заболоченная лесистая местность, множество озер, рек и каналов, встающих на пути наступающей армии. Встала такая препона и на пути штурмового батальона. Речка была не широкой, но глубокой. Переправу затрудняло наличие противника на противоположном берегу. Поэтому форсирование начали рано утром, когда предрассветный туман укрыл реку. Водную преграду преодолевали на наскоро сколоченных плотах, найденных на берегу лодках и двух автомобилях-амфибиях. Несмотря на весеннюю прохладу, шинели и ватники сняли. Знали, случись оказаться в мутной воде реки, теплая вещь потянет ко дну, но сейчас невидимые в предутреннем тумане плоты и лодки плыли к противоположному берегу. Туда, где звучала смертоносная какофония взрывов, это начался артналет. На речной глади было относительно спокойно, слышались только редкие негромкие команды, скрип уключин и всплески воды от весел. До середины реки доплыли спокойно, и всё же немцы, несмотря на туман и мощный обстрел позиций, их заметили. Они открыли огонь по форсирующему реку батальону, но штурмовики упорно гребли к противоположному берегу. И вот уже носы первых лодок клюнули вражеский берег. Еще несколько гребков, и лодка, в которой находились Скаморохов и Милованцев, достигнет цели. Надсадный свист резанул уши. Рядом из глубин реки вырвался столб воды. Лодку опрокинуло взрывной волной. Холодная вода обожгла тело. Андрей вынырнул, вдохнул воздух, широкими гребками поплыл к берегу. Плавать в холодной воде ему было не впервой. В детстве, вместе с другими мальчишками, он «грел» холодную апрельскую воду Волги. Опыт тех купаний пригодился сейчас. Мешало другое: одежда, сапоги и оружие тянули вниз, хорошо, что до берега рукой подать. Еще два гребка, и ноги коснулись дна. Вода доставала до груди. Скоморохов оглянулся. Несколько бойцов толкали перевернутую лодку к берегу. Милованцева среди них не было. Ленинградец барахтался в двух шагах от него, он тонул. Андрей протянул ему руку, но её длины не хватило, чтобы помочь товарищу. На миг Владимир погрузился в воду. «Утонул!» – страшная мысль заставила Скаморохова шагнуть в сторону утопающего, но голова Милованцева вновь показалась над поверхностью. Андрей снял автомат, ухватил ствол, а приклад протянул Милованцеву. Владимир уцепился за приклад. Теперь надо было вытащить его на берег. Скоморохов что было сил крикнул: