Сергей Нуртазин: Батальон прорыва

Поляк хмыкнул, тихо вымолвил:

– Ненадолго.

Скоморохов, не обращая на него внимания, продолжил:

– Другая его половина, за рекой Сан, отошла Германии.

Колесников спросил:

– И откуда же, товарищ младший лейтенант, вы столько знаете?

– Историей увлекался, а о городе мне один старик еврей рассказывал. Тоже любитель истории. Он говорил, что…

Возглас Бондаренко прервал речь Скоморохова:

– Товарищ младший лейтенант, побачти, що це таке?!

Скоморохов посмотрел вперед, куда указывал красноармеец. Поперек дороги валялся спиленный столб телефонной связи и обрезанные провода.

– Ахмедов, стой!

Скоморохов спрыгнул с повозки, подошел к столбу, почесал затылок.

– Да-а, работы здесь изрядно. Вот сволочи. Это что же получается, теперь у заставы нет связи с комендатурой и штабом отряда. Колесников, пригляди за поляком. Ахмедов! Бондаренко! Давайте уберем столб с дороги.

Скоморохов и пограничники взялись за столб, когда прогремели два выстрела. С младшего лейтенанта слетела фуражка, Ахмедов схватился за правый бок. Лошади испуганно шарахнулись с дороги, Колесников едва успел ухватить вожжи одной рукой и крикнуть:

– Справа стреляют, из леса!

Скоморохов присел, выхватил из кобуры револьвер «наган». В сторону зарослей выстрелил из винтовки и Бондаренко.

Ответных выстрелов не последовало. Видимо, не совсем меткие выстрелы и отпор пограничников заставили немецких диверсантов ретироваться. Скоморохов перевязал Ахмедова, затем вместе с Бондаренко снова взялся за столб. Когда дорога была освобождена от неожиданного препятствия, Скоморохов торопливо сел в повозку.

– Поехали, надо срочно доложить в отряде о диверсии, чтобы выслали на починку связистов.

Перемышля достигли ближе к вечеру. Ехали по извилистым, выложенным камнем улицам и улочкам, мимо старинных домов, лавок, церквей, соборов, костёлов, шпили которых уткнулись в голубое безоблачное небо. Город утопал в зелени, но сейчас было не до его красот. Скоморохов спешил поскорее добраться до штаба 92-го погранотряда НКВД, передать в нужные руки диверсанта, определить на излечение раненых Колесникова и Ахмедова и сообщить обо всех происшествиях, которые произошли со вчерашней ночи. Докладывать пришлось два раза: один раз начальству погранотряда, второй – лейтенанту госбезопасности НКВД по фамилии Шилохвостов. Лет тридцати пяти, узколицый, низкорослый и худощавый Шилохвостов впивался пытливым взглядом темно-серых глаз в Скоморохова, хмурил белесые брови, хрипловатым голосом подробно выспрашивал о каждой мелочи. Особенно интересовался действиями начальника заставы лейтенанта Ковальчука и политрука Зарецкого, спрашивал о связях пограничников с местным населением, о том, какие разговоры ведутся на заставе по поводу войны с немцами. Скоморохов отвечал обдуманно, знал: одно неосторожное слово может погубить товарищей по службе или его самого. Шилохвостов разговором остался доволен, крепко пожал руку, поблагодарил за ценные сведения и за задержанного диверсанта. На прощание сказал:

– Поскольку связь с вашей заставой еще не установлена, вы получите пакет с письменными распоряжениями для лейтенанта Ковальчука. Ночью ехать небезопасно. Заночуете при штабе отряда, я распоряжусь. Ну, а с утра пораньше в путь…

Получив пакет, Андрей Скоморохов устроил Бондаренко на ночлег, предупредил, что разбудит его рано утром, а сам отправился исполнять поручение Ковальчука.

К небольшому двухэтажному дому, где снимали комнаты Антонина с детьми и Варя, он подошел в сумерках. Дверь ему открыл старик с курчавой седой шевелюрой:

– О, пан офицер! Здравствуйте! А я вас ждал. В тот день, когда привезли мне квартирантов, вы интересовались женскими часами. Так вот, я нашел вам прекрасные часики по той цене, которую вы хотели. Михаэль Шмуклер держит свое слово. Пройдемте в мою мастерскую, я покажу пану офицеру эту чудесную вещицу.

Андрей вошел в просторную прихожую. Слева находился вход, который вел в половину дома, где жили хозяева, пожилая еврейская пара. Прямо перед ним дверь в подвал и деревянная лестница, ступени которой вели на второй этаж, где снимала комнаты семья Василия Ковальчука. Справа находилась часовая мастерская и небольшой магазинчик. Туда-то и повел его хозяин дома. Он открыл дверь, включил свет.

– Проходите.

Они вошли в комнату, которая и являлась магазином. Вход с улицы был заперт, а дверь в маленькую часовую мастерскую открыта. Стены магазина и мастерской были увешаны часами разного размера и вида. Михаэль развел руки: