Марина Дяченко: Армагед-дом

Но теперь сердце его не смягчится.

Отступил от него Светлый советчик, разуверился и пал духом, тысячу лет глядя в пустые и уродливые души. Да люди вы разве, сказал Светлый, сотни раз я молил за вас Господа, а теперь не буду, потому что ничто не идет вам впрок. Так пропадайте же в серных котлах, в огненных пропастях, в море и в пламени!

И сидит Господь на горе, и у левого его уха примостился темный советчик, а у правого нет никого. Некому заступиться. Говорю вам, братья, готовьтесь к смерти, не будет вам Ворот!

Наступление нового, 21 года отметили бурно и нервно. Будто перейдена была незримая черта – опять, как в позапрошлом цикле, явились из ниоткуда толпы мрачных пророков. Предсказывали страшный, последний на земле апокалипсис, предсказывали конец света и гибель цивилизации. Церкви, полупустые в это время года, теперь ломились от прихожан. Каждый день возникали новые суеверия, никого на улице уже не удивляли толпы молодых людей в нечистых белых хламидах, недавно бывших льняными простынями. Самозваные босые проповедники советовали заботиться не о страховом полисе, а о душе; таковую заботу все понимали по-своему.

Одна Лидкина сотрудница уволилась с работы и ушла жить «на скит». Как выглядит «скит» и где он находится, Лидка не знала и не горела желанием узнать. Соседка по лестничной клетке вступила в очередную секту Любви, скоро одежда повисла на ней, как на вешалке, а глаза приобрели стеклянно-отрешенное выражение.

Особенно буйно психоз разгулялся среди молодежи – как обычно. Никто не хотел ни учиться, ни работать; наркокурьеров отлавливали десятками, но они возрождались сотнями, благо спрос на наркотики подскочил, как на пружине. Сделалось модным самоубийство; однажды трое парней, оставив прощальную записку, ушли в море на яхте и в сотне километров от берега пробили в лодке дно. Случай имел огласку: по примеру отчаянной троицы целые флотилии отправлялись далеко в штормящее море, и там юных смертников отлавливали патрульные катера. Кого-то отлавливали, а кого-то не успевали отловить, и через некоторое время волны прибивали к берегу лодки с аккуратно продырявленными днищами.

Дальфины не подходили близко к берегу, но и не уходили далеко. В хороший бинокль можно было разглядеть мелькающие над водой спины – почти каждый день, почти в любую погоду.

– Уже небось отложили свои «мины», – бормотал смотритель пирса, на минутку одолживший Лидке бинокль. – У-у, сволочи, так бы и пострелял всех… Яйца их клятые – глубинными бомбами…

И смотритель, и Лидка понимали, что разговоры о глубинных бомбах – не более чем треп. Дальфиньи яйца лежат на глубине, не доступной для современного оружия.

В обычных школах экзамены превратились в пустую формальность, один только лицей все еще ухитрялся держать марку. Директор и педагоги делали вид, будто ничего не происходит. Экзамены шли своим чередом.

Андрей сдал на все пятерки, если не считать математики, которую едва удалось вытянуть на четыре, но не Андрей был в этом виноват. Лидка прекрасно знала, что математичка считает выскочкой профессора Сотову и терпеть не может ее сына.

– Не обращай внимания, – сказала Лидка Андрею. – В медицинский институт математика – не профилирующий.

Сын молча согласился.

Выпускной бал обставили со всей возможной пышностью. На входе в школу – и у ворот, и на крыльце – дежурила специально нанятая на этот вечер охрана. Присутствие вооруженных людей было как нельзя кстати, потому что выпускной бал одновременно во всех школах города, одновременно для всей младшей группы – всегда маленький апокалипсис. Репетиция конца света.

Накануне всех граждан, не имеющих детей в младшей группе, призывали провести вечер в четырех стенах. И ни в коем случае не выходить на улицу ночью. Не зря говорят: «Выпуск старшей группы – счастье, средней группы – радость, младшей группы – безумие».

Во всех школах прошли общие собрания, родителей призывали до утра не покидать территорию школы, не упускать из виду своих детей и не допускать ночных прогулок куда-либо. И все равно неминуемы были чумной карнавал, насилие и самоубийства, праздник накануне конца света, вот почему лицей, не без основания считавший себя островком трезвости и здравомыслия, отгородился от сумасшедшей ночи спинами охранников.

Мероприятие началось ровно в девять. На этот раз Лидка сидела на почетном месте, в президиуме, рядом с директором. Смотрела в зал и ловила на себе любопытные, презрительные, а то и ненавидящие взгляды. Весь ее путь, вся бурная деятельность последних нескольких лет, путешествие по чиновничьим кабинетам и сотрудничество с Маленьким Сереньким Человечком – все это не могло пройти незамеченным, все это обросло слухами и сплетнями и создало профессору Сотовой славу прожженной стервы, приспособленки, предавшей науку ради теплого места в «условленном» списке.