Сергей Петросян: Холодный город

— Гавана в лоб. Нам хватит.

«Гаваной-в-лоб» называют появившийся недавно кубинский ром «Havana Club» ленинградского разлива. Разливают его на заводе «Арарат» в водочные бутылки с пробкой из толстой фольги, которую в народе зовут «пей до дна» или «бескозырка». Стоит он как самая дешевая водка — 4.12, так что в сегодняшний бюджет вписывается. Серый пробивает бутылку рома и две конфеты «Кара-Кум» по 12 копеек. Пить без закуски друзья считают моветоном.

Наконец заветная бутылка с заокеанской жидкостью попадает в карман болониевой куртки Димона. На часах — без двух семь.

— Займем места в партере, коллега? — галантно вопрошает Серый.

— Вы правы, сударь, оттуда будет удобнее лорнировать ложи, — подхватывает Димон.

Они проскальзывают в закуток у кассы и устраиваются на теплой батарее. До закрытия магазина почти два часа, можно никуда не спешить, и, если вести себя тихо, никто не помешает неторопливой беседе. Тема для «коллоквиума» появилась еще вчера. Серый на одну ночь раздобыл «Так говорил Заратустра», размноженную на ротапринте. Пришел на занятия с красными глазами и дал копию Димону, но только на первую пару. Потом книгу надо было возвращать владельцу. Полутора часов Истории КПСС не хватило, чтобы познать мудрость Ницше, и теперь Серый собирается восполнять эту лакуну в образовании друга.

Через полчаса первая конфета съедена, а забывший об осторожности Серый, размахивая руками, декламирует по памяти:

— « Враг должны вы говорить, а не злодей ; больной должны вы говорить, а не негодяй ; сумасшедший должны вы говорить, а не грешник …»

— Тысячелетняя мудрость, — замечает Димон, делая глоток рома из горлышка, — древние персы в изложении немецкого гения…

— Позвольте с вами не согласиться, — раздается неожиданно голос из-за кассы.

— Скажите, эти пряжечки на туфлях у вас позолоченные или же просто золотые?

— Просто золотые…

Друзья синхронно повернули головы в сторону говорящего. Опираясь на пластиковую стенку, на них с усмешкой взирал довольно странный тип. Пожилой, лет за шестьдесят, сухощавый. Седая бородка и круглые очки делали его неуловимо похожим на Троцкого. Новенькая импортная дубленка никак не сочеталась с солдатскими валенками в блестящих галошах и потертой на углах спортивной сумкой с надписью « Олимпиада-80 », надетой по-почтальонски через плечо. Довершал образ женский мохеровый берет явно ручной вязки.

Выпивающий в людном месте человек в любом городе СССР всегда становится объектом ухаживания со стороны тех, кто не успел до 19:00 или по экономическим причинам не смог стать временным владельцем бутылки водки, шнапса, ракии, чачи или любого другого аквавита. В студенческой среде это называлось «садиться на хвост». Но вид у «Троцкого» был отнюдь не заискивающий, скорее, снисходительный.

— С чем же вы не согласны? — осторожно спросил Серый.

— Вы позволите? — «Троцкий» кивнул на подоконник. — А то как-то неудобно беседовать через порог.

— Сделайте милость, присаживайтесь, — подвинулся Димон и, взяв бутылку «Гаваны-в-лоб» в руку, символически обмахнул подоконник от невидимой пыли.

Незнакомец с удобством пристроился на освободившемся месте, достал из кармана дубленки кружевной носовой платок и протер запотевшие с мороза стекла очков.

— Разрешите представиться, — произнес он торжественно, — Иблисов Вил Аполлионович, практикующий философ.

— Вил — это, видимо, Владимир Ильич Ленин? — блеснул эрудицией Димон.

— Полагаю, что здесь возможна и другая этимология, — ответил новый знакомый. — Впрочем, как вам будет угодно.

— А разве бывают практикующие философы? — поинтересовался Серый.

— Уверяю вас, они всегда были и будут. Спрос на идеи превышает предложение.

— Вы сказали, что с чем-то не согласны, — напомнил Серый.

— Да-да — я не смог согласиться с утверждением вашего друга о сочетании мудрости древних парсов с гением Ницше. Вы ведь его так эмоционально цитировали?

— Что же тут несовместимого, Вил Апол-л-и-онович?

— Дело в том, что Фридрих Вильгельм Ницше не читал ни Старшую, ни Младшую Авесту, а представление об образе Зороастра составил из «Западно-Восточного дивана» Гете и «Волшебной флейты» Моцарта.

— Так вы еще и литературовед? — с иронией спросил Димон.

— Каждый практикующий философ обязан быть немного литературоведом. Впрочем, коллеги, я ведь оторвал вас от тихих радостей, — Иблисов кивнул на бутылку в руках Димона, — так позвольте предложить достойный кубок для вашего земзема. Негоже интеллигентным людям пить из горлышка.