Марчин Вольский - Пес в колодце

Ровно через два месяца после убийства Пристля его сторонники встали молчаливой толпой на Елисейских Полях, на площади Святого Петра и на Тайм-Сквер, где владельцы окружающих кафе и ресторанчиков, вместо раздетых девиц, выставили в витринах корзины белых цветов, а три бродвейских театра показали новые, исправленные версии мюзикла "Иисус Христос — Суперзвезда".

Происходили и другие необычные вещи: множество людей, которые хотя бы мимолетно встречались с Пристлем, казалось, пользуются его силой. Громко говорилось о новых чудесах, а прежде всего, о случаях благородного самопожертвования, доброты, милосердия, отваги… Были и жертвы. Боевые группы сатанистов нападали на крестосиних в Берлине. В Лос-Анджелесе случилось несколько убийств. Там в ходе черной мессы были убиты две девушки. А в Польше, во Влоцлавеке, распяли молодого ксендза…

Мои репортеры отправлялись со своими камерами куда только могли, регистрируя события достойным и ответственным образом, исключительно по согласию заинтересованных лиц, без нахальной дидактики или преувеличения сенсационного аспекта событий. Всех тех, кто занимался гангстерской охотой за жареным в стиле папарацци, я выгонял к чертовой матери.

В эти дни с огромным облегчением я принял вердикт Конгрегации по Вопросам Доктрины Веры, признавший проповеди Пристля соответствующими учению Церкви, а движение крестосиних было названо в нем надеждой Третьего Тысячелетия.

Тем временем, либеральные средства массовой информации, относящиеся к этому вот правому ошеломительному движению с нескрываемым отвращением, впервые узнали, что такое отток зрителей. Святотатственный "Апокалипсис от Брайяна", который стали бойкотировать на всех континентах, принесла голливудским дельцам зрелищный финансовый провал. Ряд судебных процессов, доказывающих, что политкорректность является дискриминацией à rebours (навыворот — фр.), принес успех белым гетеросексуальным мужчинам, признающимся в своих национальных корнях. Но, возможно, в своем рассказе я забегаю слишком вперед.

В один хмурый день ранней осени меня по собственной инициативе посетил доктор Рендон.

— Это что с тобой происходит? — спросил он. — Ты поменял врача? Почему не приходишь за болеутоляющими средствами, не обращаешься за проведением процедур?

— Извини, у меня просто нет времени, но, прежде всего, я прекрасно себя чувствую. И вообще забыл о своей болезни.

— Ну, выглядишь ты не самым лучшим образом. Я должен тебя обследовать.

— Хорошо, исполняй свою повинность!

Мы поехали в клинику, сделали томографию и магнитный резонанс мозга, половину дня меня крутили в самых различных аппаратах, кололи, ощупывали, просвечивали…

— Ну и? — спросил я максимально безразличным тоном.

Рендон не улыбнулся в ответ.

— Если ты рассчитывал на самостоятельную ремиссию, то должен тебя разочаровать, опухоль так и торчит на месте. Разве что развивается не так быстро.

— И это значит?

— Вероятнее всего, в прошлый раз я слишком осторожно вычислил оставшееся у нас время. Может быть, у нас имеется год, возможно, даже чуточку больше. Понятное дело, как только выявим метастазы, будем оперировать.

— То есть, не оправдание, а всего лишь отсрочка казни, — спокойно воспринимаю я его слова. — Это больше, чем я мог ожидать. Практически — чудо.

Никогда я не признаюсь, но в глубине души все же питал скрытую надежду…

— Есть еще один аспект, который меня беспокоит.

— А именно?

— Я заметил перемещение. Вскоре опухоль может начать зажимать важные зоны мозга.

— Что это означает на практике? Я перестану ходить, говорить, не смогу заниматься любовью?

Врач колеблется с ответом, ищет подходящие слова.

— У тебя могут быть неприятности с собственным "я", Альдо…

— Тоже мне, новость. Я ведь и сейчас не знаю, кто я такой.



Наконец-то я решил рассказать Монике о своем состоянии. Тщательно приготовился к этому. Я пригласил ее в наш любимый ресторанчик неподалеку от Колодца Проклятых и памятника мне самому. Обслуживающая нас официантка с маленьким синим крестиков в волосах приветствовала нас лучистой улыбкой, которую еще полгода назад Альдо вряд ли мог ожидать. Несмотря на бешеные нападки бульварной прессы и ироничные насмешки салонов, большинство людей поверило в перемену Гурбиани, более того, для многих она являлась доказательством того, что нет такой сточной канавы, из которой нельзя было бы выбраться.

Кстати, о сточной канаве. Практически сразу же после своего возвращения я нанял детективов, чтобы те отыскали Тото, Рикко и Лино. Я пообещал себе протянуть им руку. И такая незадача… Специалисты целую неделю прочесывали подземелья и свалки Розеттины. Клошары исчезли. Может быть, воспользовавшись драгоценностями, которые я им передал на хранение, сейчас они греют сои старые кости на Сейшелах или в Могтего-Бей, покуривая гаванские сигары и наслаждаясь ликером кюрасао либо же виски пятидесятилетней выдержки. Да на здоровье!