Владимир Поселягин - Спец [litres (исправленная версия)]

– И всё же вы шутник, товарищ командир, – погрозила мне продавщица. – Вас учили с детства.

– Повторяться не хотел бы, но придётся: впервые взял. Самому понравилось. Беру и гитару, и аккордеон. Чехлы к ним есть? О, а это саксофон, да? Тоже возьму.

Мне упаковали выбранные инструменты, я купил запасные струны для гитары и предметы для чистки, а перед тем, как покинуть магазин, попросил у продавщицы лист бумаги и карандашом, который достал из кольца, написал на оборванном листке с нотами всего одну фразу…

С инструментами гулять тяжеловато, но я упорно шёл по улице. Аккордеон на длинном ремне сзади, гитара на боку и чехол с саксофоном в руке, другой я опирался на трость. Побродив по дворам – причём хвост не отставал, надо признать, работал шпик очень профессионально, визуально я его так и не засёк, – я подошёл к старой кирпичной стене и стал демонстративно отсчитывать кирпичи, а добравшись до того, который шатался, вынул его и убрал внутрь бумажку. При этом постоянно оглядывался и вёл себя крайне подозрительно. Вернул кирпич на место, захромал дальше. Этот молодец, убедившись, что я удалился и не вижу место закладки, радостно подскочил и достал записку. Выражение его лица на всю жизнь запомню. Там было написано: «Не умеешь следить, не следи».

Пока лейтенант разыгрывал из себя следователя и доставал записку, я извлёк из хранилища эмку, положил на заднее сиденье инструменты и покатил из города, возвращаясь в часть. Гнал основательно, так что уже вскоре остановился неподалёку от КПП. Вытащив музыкальные инструменты, убрал машину и дальше прогнулся пешочком. Я так с грузом и мучился бы, но мимо проходил строй бойцов, и старшина выделил мне одного в качестве носильщика, поэтому до общежития я добрался с комфортом.

А там ажиотаж! Мне передали, что все, кто меня слышал, так раструбили о моих новых способностях, что теперь об этом знал весь аэродром, все части, которые тут дислоцировались. Оказалось, музыканты, особенно те, которые за душу могут брать, большая редкость и ценность. Парни из моей эскадрильи уже встали и тоже жаждали увидеть новоиспечённого музыканта. Так что встретили меня, можно сказать, с теплом и требованием поскорее показать, что я демонстрировал в обед. Я согласился. Но сначала поднялся к себе, отнёс аккордеон и саксофон. А играть решил в зале для совещания, где мы также карты учим, на первом этаже казармы. Зал набился до предела. И прежде, чем начать, я сказал:

– Все деньги с отчислений за сбитого противника потратил, но вот купил. Буду учиться и играть. Поэтому, товарищи, не судите строго, я это делаю впервые в жизни. Спою две песни, о лётчиках.

– Давай, послушаем! – выкрикнул кто-то с задних рядов.

Я сел на стул, который мне поставили, и, подстроив новую гитару, стал играть. Сначала «Я – Як-истребитель», потом «Их восемь – нас двое». Слова и мелодии сами всплывали в голове. Я это ещё во время первого исполнения заметил, даже то, что точно забыл, вспоминалось. Видимо, влияние амулета, вытаскивал всё из глубин памяти. А ведь я немало разных песен слышал, даже всё, что слушал в прошлом вполуха, смогу восстановить и наиграть, что сейчас и проверял. А я ведь фанат «Сектора Газа». М-да, наверное, пока не поймут. Поэтому, разыгравшись, исполнил ещё три песни. Военных больше не пел, о лётчиках хватило, теперь о жизни и любви. Это были «Лучший город Земли» Магомаева, «Я поднимаю свой бокал» Киркорова и «Мгновения» Кобзона.

Когда я замолчал, несколько секунд стояла полная тишина, взорвавшаяся рукоплесканием. Ко мне подскочили и стали обнимать, чуть гитару не раздавили, хлопать по плечам и всячески выражать своё восхищение. Я лишь смущённо улыбался, аккуратно убрав в карман медиатор, чтобы не потерять. А ведь я только учусь. Тут и майор Налепин был, который пробасил, что мне надо на радио выступать. Такие песни должны слышать все. Его поддержали, и присутствующий в зале старший батальонный комиссар – это был комиссар дивизии, политработники такое мероприятие пропустить не могли, их здесь хватало – тут же стал со мной вести переговоры о концертах, пока по полкам дивизии. Подумав, я дал согласие, такие песни действительно должны звучать по всей стране, скрывать их – преступление. Но не больше одного раза в два дня, мне ведь тоже и отдыхать, и учиться надо. В том числе учиться музицировать, набираться опыта и тогда уж выступать перед зрителями. А вот на радио не хочу, как-то нет желания.

Пришло время ужина, так что я отнёс гитару в свою комнату и в компании лётчиков направился в столовую, а там те же разговоры. Песни понравились настолько, что гул голосов не стихал. А я специально и выбирал стилистически неодинаковые, пробуя себя в разных темах. А так как в зале собрались практически все лётчики, то стали поступать просьбы повторять такие концерты. Что ж, будем повторять. Пока это не напрягало, я сам жаждал играть, так почему бы это не делать на зрителях в залах, где хорошая акустика? Но чую, если такой ажиотаж не спадёт, будут проблемы, устану от этого всего и разочаруюсь в музыке, махну на неё рукой. Это сейчас впечатления новые и яркие, а что будет потом? Поймут ли это люди? То-то и оно.