Виталий Останин - Пророк

– Каким, интересно, образом?

– Позвольте мне прикоснуться к нему. Я сниму всю защиту – вы можете приготовиться сжечь меня на месте.

– Зачем?

– Затем, что просьба прикоснуться к вам точно закончится кучкой пепла на ковре. Хотя это было бы предпочтительнее: я могу показать, что происходит и к чему всё идёт. Но подойдёт и вариант с посредником. Потом Максимилиан Антонович скажет, что мне можно верить, и мы с вами поговорим уже более предметно. Годится?

В серых глазах князя зажглись искорки искреннего веселья. Но лицо не улыбалось, продолжая хранить то выражение, которое должна иметь всякая носовая фигура на парусном судне – безмятежное и чуточку угрожающее.

– Только тот факт, что ваши речи, господин Антошин, обладают определенной притягательностью безумия, всё ещё хранит вам жизнь. Ничего более нелепого я в жизни не слышал, а ведь мне есть что вспомнить.

– Я надеялся именно на такую реакцию.

Не удержавшись, я начал обратный отсчёт на пальцах. Князь подобрался, я чувствовал, как от него тянет силой, готовой вырваться и поглотить меня. Пять, четыре, три, два, один. Когда пальцы правой руки оказались собраны в кулак, раздался стук, и в кабинет вошёл Нарышкин. Начал было что-то говорить, но, увидев меня, замолчал и вопросительно глянул на Бестужева.

– Гость у нас, Максим, – бросил князь, не отрывая от меня взгляда. – Незваный.

– Хуже татарина, и не говорите, Александр Викторович! Здравствуйте, Максимилиан Антонович! Как поживаете?

– Антошин?

Ну вот, снова здорово! Сговорились они, что ли?

– Решайте, светлый князь. Или мы разговариваем и учимся друг другу доверять, или я пошёл.

Ещё один блеф и самая тонкая часть моего плана. Я ведь не мог уйти так же запросто, как пришёл. Некую страховку я подготовил, но не хотелось бы её использовать. Но москвичи ничего не знали о моих возможностях. С точки зрения князя, например, если я мог появиться в защищённом кабинете в центре Кремля, то способен с лёгкостью и исчезнуть. Впрочем, вероятность проявлении агрессии была невелика…

– Максим, – принял решение Бестужев. – Антошин сейчас коснётся тебя. Если он попробует что-то выкинуть…

– Пусть попробует, – без угрозы и рисовки усмехнулся негоциант и правая рука владыки московского. – Молод ещё.

Я медленно – к чему провоцировать хищников? – поднялся со стула, пересёк кабинет и остановился напротив человека, не без участия которого всё и началось. Наклонил голову набок, рассматривая его – он совсем не изменился. Высокий, чуточку полноватый господин лет пятидесяти. Всё та же борода с проблесками седины, те же массивные очки в роговой оправе, делающие его похожим на номенклатурщика из восьмидесятых.

– Вы можете испытать дезориентацию, – предупредил я его. – Может даже потеряете равновесие и упадёте. Не волнуйтесь, если такое случится, я вас подхвачу. Главное, не считайте это атакой, хорошо?

Говорил я достаточно громко, чтобы мои слова были слышны и Бестужеву. Нарышкин лишь состроил ироничную ухмылочку, но так и не соизволил спросить, что же я собираюсь сделать. Его вера в князя была… достойной восхищения.

Потом я притронулся к его лицу рукой, и он вздрогнул. Миг спустя пошатнулся, как старое дерево, у комля которого визжала пила, и упал бы, кабы я, выполняя обещание, не подхватил его.

Князь даже не шевельнулся. Смотрел на меня, не мигая, и ждал. Облегчения или ещё какой-то эмоции на его лице не появилось, когда Нарышкин открыл глаза и высвободился от моей поддержки.

– Выслушай парня, Саша, – слегка охрипшим голосом произнёс он. Осмотрелся по сторонам, приметил стул и уселся на него с видимым облегчением. Меньше чем за минуту он состарился лет на десять. Но это должно было пройти через какое-то время. Так оно и бывает, когда поглощаешь без привычки огромные пакеты информации.

– Что он показал? – Бестужев был либо лучшим игроком в покер из всех, кого я знал, либо же имел знакомство с магией такого рода. Он, похоже, понял, что именно я сделал. Паписты же обладали усечённой версией “слияния”. Так, например, отец Доминик учил меня латыни.

– Будущее. Выслушай его.

Князь кивнул, указал мне на стул и принялся застегивать запонки. Вероятность, в которой он убивает меня, стремительно истончилась и исчезла.

Мой рассказ занял не более десяти минут. У меня было достаточно времени, чтобы подготовиться и заучить сжатый, но очень эмоциональный пресс-релиз. Бестужев слушал внимательно, вопросов не задавал и каких-либо эмоций не проявлял. Сидел себе, крутил запонку на манжете и молчал. Казалось даже, что мой рассказ, в котором княжеству Московскому осталось от силы пару лет, нисколько его не трогает.