Глеб Исаев - Лис Удача

Тяжелая дверь противно скрипнула и захлопнулась, едва не прижав ногу.

«Опять осень. Похоже, становится традицией», — скучно подумалось Александру. Он огорченно сплюнул и двинулся прочь от недоброго места, загребая носками ботинок серые от влаги листья.

Так уж вышло, что карманник Александр Лисьев по кличке «Лис Удача» вновь вышел на свободу поздней осенью.

Александр поднял глаза и увидел идущий ему навстречу милицейский наряд. Заинтересованно следящие за его перемещениями патрульные явно признали в пешеходе своего клиента. Никакого желания объясняться со стражами порядка, Александр, хотя и не знал за собой новой вины, не испытывал. Он прибавил шагу, сосредоточенно глядя перед собой, открыл дверь ближайшего подъезда и нырнул в полутемный подъезд.

«Краеведческий музей имени Миклухо-Маклая», — разобрал он на приклеенном к стене листочке бумаги.

Текст вызвал в памяти соседа, который совершенно «достал» Лиса рассказами о своих достижениях «на ниве исследований артефактов местного значения». Уже в первый же день, ученый, попавший c его слов в кутузку «по недоразумению» за продажу нескольких золотых амулетов, добытых им на раскопках в археологической экспедиции, поведал камерному сообществу историю о еще одном, найденном им уже в местном музее, артефакте. Бронзовая кастрюля, принесенная двумя полупьяными экскаваторщиками, оказалась, по словам историка, шлемом, изготовленным в раннем средневековье. Неведомыми путями залетев в культурный слой царствования Елизаветы Петровны, она легла на полки запасников музея. И только стараниями профессора оказалась идентифицирована, как редчайший головной убор древних Руссов. Энтузиаст выволок горшок из небытия, наскоро соскреб остатки глины и, за неимением более подходящего манекена пристроил шлем на голову крестьянина, приветствующего приезд продразверстки, намереваясь впоследствии построить на этом открытии написание целого цикла научных работ. Помешали его замыслам казенные неприятности, связанные с другими, более ликвидными экспонатами.

Санька уже было решил покинуть храм естествознания, однако глянул в пыльное стекло витрины и растерянно проследил за тем, как сладкая парочка, преодолев естественное для «охранителей порядка» отвращение к культуре, решительно двинулась к музею. Зная свою удачливость, Александр уже твердо уверился, что встреча с властями непременно принесет ему минимум пятнадцать суток, а при удачном раскладе и все три месяца отсидки.

Возвращаться в душный сумрак камеры не хотелось отчаянно. Поэтому Лис, надеясь насколько возможно оттянуть встречу со слугами Фемиды, скользнул в зал. Торопливо миновав чучело комиссара продотряда, злодействовавшего в этих местах на заре советской власти, проскочил в зал, посвященный темным временам царизма. Он торопливо влетел в небольшой зал, лихорадочно осмотрелся, ища куда укрыться, и тут на глаза ему попалось ржавое позеленевшее ведро. И тут он вспомнил цветистый рассказ своего сокамерника, местного доцента-историка. Ученый, не найдя себе более достойного собеседника, проел плешь соседу историей о находке им во время археологических раскопок данного артефакта.

Однако, при ближайшем рассмотрении, артефакт, по мнению Александра, показался ему именно тем, чем был. Ночным горшком мелкопоместного барина. Однако выбирать не приходилось. Сдернув рваный армяк со стоящего в противоестественной позе хлебороба, Александр натянул ветхую ткань на свои плечи и, для полного перевоплощения, нахлобучил на голову пресловутую средневековую горшок-каску. Преобразив себя, он занял место одесную от скалящегося желтыми клыками, побитого молью, волка, символизировавшего местную флору и фауну. И что самое невероятное, его попытка обмануть милицейский патруль удалась. Подавленные обилием высокохудожественных экспонатов сержанты прошествовали мимо скульптурного шоу, вполголоса подивились выдумке устроителей и торопливо покинули помещение. Однако Александр не спешил покидать свое убежище. Выждав для верности еще пару минут, он осторожно приподнял свой шлем и обалдело уставился на открывшийся интерьер.

Впрочем, удивляться было чему. Вместо пыльных комиссарских шлемов и ржавых трехлинеек, освещенных неровным мерцанием люминесцентных ламп, его взору представилось богато украшенное драпировкой и золотом помещение. На высоких постаментах стояли предметы роскоши, зеркально блестел полировкой мозаичный пол, качались по бархату глубокие тени от ветвистых бронзовых канделябров.