Александр Воронков - На орловском направлении. Отыгрыш

— Война — эт не ваши сшибки на палках, что вы из плетня у бабки Мани понавыдергали, казаки-разбойники. Война — она навроде работы в горячем цеху. Трудно, силы отнимает, да и случиться может всякое. А геройство… Ну дык работу справил, ну, то есть, приказ выполнил, — герой.

Оттого и мнилось Ваньке, что на войне всегда всё понятно: есть командиры, которые точно знают, что нужно делать, есть приказ, в руках оружие, впереди враг. Думалось в детстве, казалось до вчерашнего вечера и верилось нынче ночью, когда они, семь сотен чекистов и пограничников, именуемых ополчением НКВД, получили впридачу к своим винтовкам скудное количество гранат и изрядное — бутылок с зажигательной смесью и выдвинулись на полуторках на Кромы. Уничтожать немецкий десант, как им было сказано.

Поначалу Ванька пытался вообразить себе, как все случится. На ум почему-то шли кадры из фильма про Чапая и больше ничего. А потом и вовсе мыслей не осталось: Ванька задремал, чувствуя сквозь сон и тряское покачивание грузовика, и собственный озноб, то ли от волнения, то ли от ночного холода.

Он и опомниться не успел, как, вытолкнутый из машины бесцеремонной рукой, уже лежал в кювете, а со всех сторон и вроде бы даже с неба трещало и грохотало. И он тоже стрелял — и добро бы в белый свет, как в копеечку, а то ведь в непроглядную ночную темень, тошнотворно воняющую металлом, бензином и ещё чем-то… чёрт знает чем!

А когда все стихло, понял: ничуть не врут люди про оглушительную тишину. И в этой тишине голоса звучали гулко, как из бочки… а о чём говорят, не сразу разберешь. Но и так ясно: что бы это ни было, на десант оно не похоже. Убралось восвояси — это да…однако ж, надо понимать, не совсем убралось, другую дорогу искать отправилось, обходную. И что ж теперь?

Вносить ясность никто не торопился. Вовка-пограничник, который все всегда узнавал быстрей всех, принес весть: командир с комиссаром куда-то двинули на «эмке». Прочим, выходит, где остановился — там и стой. Впотьмах да под мелким дождиком, плащ-палаток нет, во флягах вода не сказать что в избытке, и сверху вода не сказать что в недостатке. И перелесок на обочине дороги — то ещё укрытие. А чего делать, разместились кто как сумел, Вовка-пограничник кусок брезента откуда-то добыл, организовал подобие палатки на четверых, даже костерок развели. Жить можно!

— Я так рассуждаю, мужики, — заговорил Вовка, озябшими непослушными пальцами крутя «козью ножку». — Налетели мы с вами на передовой отряд гансов. Десант, спрашиваете? А чего, пехтура ихняя на танковой броне — не десант? Только вот танков тех — не меньше, чем до хренищи. И кабы они нас тоже за кого-то другого не приняли, враз выписали б нам путевку на тот свет. Считайте, свезло.

— Свезло, говоришь? — хрипловато заворчал Илюха, иначе именуемый Паровозом, мрачноватый парень, недавно перепросившийся к ним из военизированной охраны железки. — Ну тогда скажи, умник, куда они двинули-то?

— А чего тут думать? — пограничник нахмурился. — Тут не то что умнику, распоследнему дураку ясно — дорога им одна, на Орёл.

— Во-от! — назидательно прогудел Паровоз. — Такое вот оно, наше везение. В тыл к нам зайдут — и пишите письма.

— Не факт, — Вовка со старанием, словно занимался делом наипервейшей важности, затушил окурок о подошву, — что они сегодня нарисуются. Черт их знает, куда они по здешним кнубрям забурятся и сколько потом дорогу искать будут. А там уж их на окраине встретят…

— По кнубрям? — живо переспросил смуглый парень, прозванный Молдаванином, хотя фамилия его была Шевченко и он незадолго до войны приехал в Орёл откуда-то с юга Украины.

— А чего?

— По-нашему это как, интересуюсь.

— Почем мне знать, как оно по-вашему, — пробухтел Вовка. И тут до него дошло: — У вас чего, так не говорят?

— У нас и не так говорят. А этак вот — нет.

— По кнубрям — по бездорожью то есть. Они ж в обход тракта подались, так? А кроме того рельефа местности, — пограничник радостно скалится, — что у них на картах обозначен, есть ещё сама местность, улавливаешь мысль?

— До Кривцово и Шумаково дорога нормальная, — снова встрял Илюха. — А дальше, сдаётся мне, они вдоль железки попрут. Подымил с полминуты и закончил: — Так что — сегодня.

«А мамка? А Надюшка?» — Ваньку снова начало знобить, и он мысленно выругал себя — разнюниться ещё не хватало! И почему-то стыдно стало, что он в первый черед о своих вспомнил, когда такое творится. Хотя наверняка и Илюха, и Молдаванин в эту минуту о семьях подумали. Вовке-то проще, он одинокий.