Евгений Красницкий - Отрок. Ближний круг - Ближний круг. Стезя и место. Богам – божье, людям – людское [сборник litres]

– Алена!!! Ты чего творишь?!! – Сучок возмущенно всплеснул руками. – Под Серафимом и так утром лестница упала, а тут ты еще…

– Лестница? – постоянно сообщаемые Сучком новости сбивали Алену с настроя, и это раздражало еще больше.

– Пяточку… поглядеть… – уточнил сообщение приятеля Бурей.

– Допились! – Объект роковой страсти плотницкого старшины принял стойку «руки в боки». – Один… птенчик… из гнезда выпадает, другой, чтоб на пятку глянуть, куда-то на верхотуру лезет! Да еще и поют так, что у соседей собаки воют! А я-то… дура… – Алена неожиданно всхлипнула, – бегу… думаю: живой или нет?.. А он тут…

– Аленушка! – Сучок шагнул к своей даме сердца, протягивая руки.

– У! Веник облезлый!!!

Реакция у Сучка была неплохой, и он успел прикрыть лицо скрещенными руками, но силой удара его все равно смело с ног и закинуло под стол.

– Чтоб ты сдох, поганка бородатая!!! И ты! – Алена развернулась к Бурею. – Нашел, с кем пьянствовать!

– Гр-р-р… – ответил обозный старшина, зверски оскалившись и переваливаясь из сидячего положения на четвереньки.

Что творится в гориллоподобной башке Бурея, никому невозможно было понять и в обычное-то время, а уж на второй день пьянки, да после всех приключений и сотрясений… Молниеносным броском оказавшись возле Алены, Бурей вцепился зубами сбоку в подол ее рубахи и, мотая головой, как собака, принялся трепать его, не прекращая утробного рычания. Другая бы женщина непременно от такого взвизгнула и попыталась бы вырваться, но сучковская любовь была не такой! Издав что-то наподобие уханья и подхватив с пола скамью, на которой в процессе возлияний восседал ее кавалер, она обрушила мебель на Бурея. Вернее на то место, где только что был Бурей. Обозный старшина, даже стоя на четвереньках, продемонстрировал воистину обезьянью ловкость – не только вывернулся из-под удара, но и сумел так рвануть зубами подол Алениной одежды, что сбил ее с ног и повалил на пол.

– Не тро… Уй!… – Сучок крепко треснулся лысиной о край стола. – Не трожь ее!!!

Было, было, несмотря ни на что, в плотницком старшине нечто рыцарственное! Как он ринулся из-под стола на выручку к своей даме сердца! Как оседлал стоящего на четвереньках Бурея! Как вцепился тому в уши и рванул их на себя! Казалось, обозный старшина вот-вот заржет и, подобно породистому жеребцу, взовьется на дыбы, молотя воздух копытами!

Все испортила Алена! Лежа на спине, она подтянула колени к груди (Бурей и Сучок на миг окаменели от открывшейся картины) и ударила пятками Бурею в голову. Бурей, нырнув вниз, сумел увернуться и в этот раз, отчего мотнувшийся вперед из-за резко изменившегося угла наклона буреевской спины Сучок принял удар на себя!

Теперь его забросило уже не под стол, а на стол! Проехавшись по столешнице, он сгреб в одну кучу обломки, осколки, закуску, выпивку и обрушился на пол с противоположной стороны стола, увенчав своей персоной сотворенное им произведение искусства в жанре «натюрморт». Бурей наконец разжал зубы, снова придал себе сидячее положение, утерся рукавом и обогатил мир сентенцией:

– Гы-ы-ы! Во веселуха-то!

Холопы и холопки, стоявшие во дворе и любознательно прислушивавшиеся к доносящимся из дома звукам, разом вздрогнули, когда дверь распахнулась, и на крыльцо вылетело чудо-юдо, украшенное кровавой ссадиной – на лысине, кашей, солеными грибками, квашеной капустой, сотовым медом, зеленым лучком, укропом, петрушкой – по всему телу, и политое бражкой, льняным маслом, огуречным и капустным рассолами, сметаной и мясной подливкой. Следом на крыльце появилась баба богатырских статей, в рубахе, с сильно обтрепанным и замусоленным с одной стороны подолом, потрясающая смертоносным орудием – выломанной из скамьи ножкой.

И какой черт поставил прямо на пути Сучка двух холопок, державших в руках тележное колесо с остатками гнезда аистов? Имя его (черта) осталось для истории неизвестным, но дело свое он знал туго – холопки бросились бежать. Не выпуская из рук колеса. За ними Сучок. За ним Алена.

Забег длился недолго: достигнув запертых ворот, холопки замерли в ужасе – дальше бежать было некуда! Сучок останавливаться не стал – не смог или не захотел, кто знает? Вписавшись с разбегу в ставшее за ночь родным гнездо, он вырвал его у холопок из рук, ударился о створку ворот, упал, накрывшись гнездом с головой, и затих. Сладостный покой, обретенный плотницким старшиной с риском для жизни, оказался еще более кратким, чем забег по двору. Алена запустила руку под шедевр птичьего домостроения, ухватила Сучка за ногу и поволокла к калитке. Следом тащилось гнездо, в которое Сучок вцепился мертвой хваткой.