Михаил Антонов - Счастливые времена [СИ]

— Слушай, Серега, — услышал я в трубке голос Евгения Никонова, — ты когда успел телефонный номер сменить? Мне пришлось тебя через справочную разыскивать. Вчера звонил по старому, а сегодня мне какая-то тетка отвечает, что никакой Меньшов у нее не живет.

— Привет, бездельник, — удивился я. — Давненько я тебя не слышал. А номер мне еще в мае сменили. Да я тебе сразу же сообщил и твоей Еленке тоже. А что случилось?

— Какой Еленке?

— Никоновой, твоей жене.

В ответ я услышал удивленное молчание, а потом веселый голос человека, который не попался на розыгрыш:

— Так я еще и женат?

— У тебя и дети есть, — сообщил я не менее радостным голосом.

Женька радостно расхохотался прямо в трубку. Просмеявшись, он сказал:

— Тебе Меньшов романы надо писать. Научно — фантастические. У тебя выдумывалка неплохо работает.

— Так твой совет малость запоздал. Пишу уже десять лет.

— С двенадцати лет начал? Молодец, способный, — ехидно заметил Никонов и серьезным тоном спросил: — Слушай, Серега, сегодня какой день?

— Среда.

— А не понедельник?

— Ты что-то совсем, друг, склеротиком стал.

— Да понимаешь, звонят мне сейчас с кафедры, обрадовались, что застали, и спрашивают, не могу ли я завтра, двадцать шестого октября, прийти и прочитать лекцию за Абрамцева, а то он приболел.

— Ну и что?

— А то, что я им говорю, что у меня во вторник три семинара, а мне говорят, что завтра не вторник, а четверг и у меня — только одна третья пара. Вот я ничего и не понимаю. Почему завтра четверг? Когда даже в моем карманном календаре написано, что 26-е октября — вторник, да мне и лекции читать не по чину.

— Не, ну ты можешь, конечно, считать, что если ты — кандидат исторических наук и доцент, то тебе западло учить несчастных студентов. Но одно я могу сказать тебе точно, что сегодня, 25 октября 1995 года, — среда, а значит завтра — четверг.

Через несколько секунд молчания Женька переспросил:

— Какого года?

— 1995-го, выгляни в окно! Ты что опять Петровича вчера приглашал и с ним нажрался?

Я уже начинал сердиться на тупость друга, как он повесил трубку.

«Бред какой-то» — подумали мы одновременно.

Женька, положив трубку на рычаги, почесал ладонью болевший с утра висок и пораскинул умными мозгами. В одном Серега был прав, действительно, накануне он приглашал к себе Смолянинова и тот заменил ему прокладку в кране на кухне. После этого по русскому обычаю Жека поступил так, как поступали в аналогичной ситуации его родители: достал из загашника пузырек «Экстры» и налил стопку мастеру, а себе плеснул на дно чайной чашечки…

Только вчера, насколько он помнил, было воскресенье, и год был 1982-й!

Да, дела! То ли у него крыша поехала, то ли у окружающих.

Страшно ломило виски. Евгений стал судорожно вспоминать, что же произошло вчера такого. Если сейчас, действительно, 1995 год, как говорит этот выдумщик Меньшов, то почему он не помнит ничего происшедшего с ним за последние тринадцать лет. Бред какой-то!

Выйдя из коридора, где стоял телефон, в кухню, Никонов жадно припал к крану. Холодная вода принесла некоторое облегчение. Он закрыл кран, однако, тоненькая струйка воды все равно текла через худую прокладку.

«Вот ведь. Только вчера Петрович сделал, а уже течет. Зря я его водкой поил.»

Но идти к Петровичу и предъявлять ему претензии не хотелось. Решив попить чаю, Женька побултыхал чайник и, убедившись, что в нем есть вода, поставил его на газовую плиту. И пока вода закипала, он стал вспоминать.

Что же было вчера? А вчера у него сам собой случился маленький сабантуй. Налив Петровичу в стопку, а себе в чайную чашку, Женя достал из холодильника пару соленых огурцов. Смолянинов не умел уходить сразу, а, по причине скучной личной жизни, любил поговорить за жизнь чужую. Опрокинув водку в луженую глотку, он стал расспрашивать Евгения о родителях: как живут они на Севере, что пишут. Женя рассказал, не углубляясь в подробности. Поскольку просто так сидеть было неловко, Никонов налил еще, и только они собрались повторить, как в дверь позвонили.

Женька открыл и увидел прапорщика Федоренко. Тот был одет в рубашку армейского образца и линялое трико с пузырями на коленках.

— Ха, Женька, ты дома? А я к тебе!

Никонов пропустил его в квартиру, а Григорий Федоренко вынул из-под мышки две книги. Тут до Евгения дошло, что сосед зашел за новой порцией чтива. У Никоновых была богатая библиотека, которую на протяжении двадцати лет собирал его отец, а теперь дополнял и Женя.