Avar - Практика [СИ]

Пытаясь найти хоть что-то в других источниках, я перелопатил гору литературы по войне 1812 года и как ребёнок радовался, когда находил косвенные подтверждения фактам, изложенным в старой книге. То Бантыш-Каменский сообщает о «примерно равных потерях при Бородино», то в монографии Манфреда упоминается о переписке Александра I с сестрой, где есть некоторые намеки о заговоре…

Но всё это были лишь косвенные свидетельства. Для подтверждения моей правоты мне нужна была книга, которую я лично держал в руках. И выход я видел только один: ещё раз съездить на кордон к Ивану Дмитриевичу.

После четвертого курса у нас были летние сборы от военной кафедры. Во второй половине июля, как раз после окончания сборов и сдачи экзаменов, я решил съездить к старикам. Родители меня не отговаривали, а даже посоветовали захватить в качестве подарков коробку конфет, бутылку коньяка и ещё кое-чего по мелочи. С собой я взял фотоаппарат-мыльницу, несколько плёнок и запасные батарейки — если не сама книга, то хотя бы её фотокопии могли стать свидетельством моей правоты.

Добираться пришлось на перекладных: сначала до Воскресенского, потом на старом ПАЗике до Докукино, откуда до Успенского пришлось ловить попутку. Где-то в третьем часу пополудни я стоял на обочине, откуда, едва приметная в траве, начиналась дорога на старый кордон. Закурив, я подхватил сумку и отправился в путь.

Все мои надежды оказались разбиты. Спустя почти два часа я стоял на заросшей поляне на том месте, где когда-то был дом. Передо мной было пепелище, заросшее крапивой и борщевником почти в мой рост, над которым возвышались закопчённые остатки печи. Огород так зарос травой, что в некоторых местах не было видно старого забора. Баня, уцелевшая от огня только потому, что стояла в стороне, имела заброшенный вид. Не было ни следа присутствия человека.

Я постоял у пепелища, покурил, потом подхватил сумку и отправился в обратный путь. На душе было тяжело.

До Успенского я добрался к восьми вечера. Меня интересовали два вопроса: что случилось со стариками и где бы мне найти ночлег. По счастью, рядом с селом располагается турбаза одного из институтов, поэтому проблема койки на одну ночь была решена с завхозом путём бартера: бутылка коньяка обеспечила мне пустую комнату в щитовом домике с кроватью и комплектом белья.

Спал я плохо. Утром проснулся весь разбитый, однако, умывшись холодной водой и наскоро перекусив, почувствовал себя лучше. Перед уходом я спросил у завхоза про старого лесничего.

— А, это… — протянул завхоз. — Так он умер давно. Осенью два года уж будет.

— А отчего он умер?

— Люди-то разное говорят: то ли сердце не выдержало, то ли инсульт. А ты кто ему будешь? — спросил он с любопытством.

— Я был у него в гостях два года назад, когда заблудился в лесу.

Вот, приехал его навестить, а дома нет.

— Если важное что, сходи к его племяннице, Людмиле. Она живет недалеко от магазина. У неё дом зеленый, а рядом гараж пристроен. Сразу увидишь.

Попрощавшись с завхозом, я отправился по указанному адресу. Дом я нашёл быстро, поднялся на крыльцо и позвонил.

Через минуту распахнулась дверь и на пороге появилась полная женщина лет шестидесяти в ситцевом халате, цветных носках и старых стоптанных тапочках.

— Вы Людмила, племянница лесника Ивана Дмитриевича? Хозяйка с удивлением смотрела на меня.

— Да. А Вы кто?

— Меня зовут Алексей. Может, он говорил Вам. Я студент-историк. Два года назад я заблудился в лесу и вышел к нему на кордон. Вчера вот приехал в гости, а дома нет. Мне на турбазе сказали, что он умер. Что с ним случилось?

Людмила прикрыла дверь, потом посмотрела на меня с какой-то смесью удивления и недоверия и начала рассказывать.

— Там вот какое дело-то было. Антонина у него на Покров заболела сильно, идти не может. Ну, он на телегу её положил, лошадь запряг и повёз. Привёз сюда, наш фельдшер посмотрел и сразу скорую из райцентра вызвал. Увезли её, а он назад поехал.

А утром ко мне фельдшер приходит и говорит: «Звонили из больницы, померла Антонина». Ну, Юрка-то мой как раз дома был, сел на мотоцикл и поехал за ним. Приехал — а там уж всё сгорело, тлеет только. А лошадь в стороне стоит. Он глядит, а Иван-то в телеге лежит мертвый, в небо глядит, а лицо такое перекошенное. Людмила всхлипнула, высморкалась и продолжила рассказ:

— Привезли его сюда. Доктор сказал, что сердце не выдержало. Ещё бы, годков-то ему сколько было, а тут такое горе — и жена заболела и дом сгорел со всей живностью, только собаки да лошадь и остались. Мы с Антониной их вместе в одной могиле похоронили.