Михаил Михеев - Т-34. Крепость на колесах

Практически одновременно БТ стреляет вторично — и попадает. Снаряд врезается в стоящий на открытой платформе «Ганомаг». На этот раз взрыватель срабатывает штатно, и бронетранспортер, до того счастливо переживавший все перипетии судьбы, вспыхивает факелом. В ответ снова ревут «эрликоны». Пробили бы они лобовую броню пускай легкого, но танка — вопрос открытый, но сейчас БТ стоит заметно ниже их. Снаряды хлещут сверху, будто консервный нож вскрывают стальные листы. Защита там слабенькая совсем, для противодействия снарядам не предназначенная. Танк вспыхивает разом, двигатель бензиновый, пожароопасный, и это сейчас кстати. Из башни, словно вытолкнутая невидимой рукой, вылетает объятая пламенем фигура, катится по земле… Все, бронепоезд уже миновал это место, что там дальше творится — не видно, да и неважно. По последнему танку стреляет трехдюймовка. Попадает или нет — черт знает, Хромов этого уже не видит, но больше фрицы не стреляют, и то хлеб. Сотрясаясь от перегрузок, паровоз толкает изувеченный бронепоезд, выводя его из успевшей захлопнуться, но не сдержавшей чересчур сильного и хищного зверя ловушки.

Могила. Братская. Нет времени копать для каждого отдельную, да и не для кого. Многие не просто погибли — остались от них не подлежащие опознанию фрагменты. Хорошо еще, их можно поименно перечислить и написать на уложенном сверху пробитом снарядом листе брони. Не худшая замена граниту, если вдуматься.

Крест и звезда на могиле. Плевать, что это символы разных вер, на том свете разберутся. Да и какая разница, если вдуматься. Все, и верующие, и атеисты пали за Родину. Мертвые сраму не имут. И есть шанс, что могилу эту не тронут — где-то Хромов читал, что немцы в начале войны, пока окончательно не озверели, к храбрым врагам, особенно павшим, относились с уважением. Даже, случалось, хоронили сами. Может, это всего лишь легенда, но хотелось в нее верить и надеяться, что покой павших останется вечным. Что его не потревожат ни враги, ни мародеры из более поздних времен. И пусть даже правы не верящие в загробную жизнь, все равно Хромову казалось, что мертвецам будет обидно, если в их останках начнут ковыряться чужие жадные пальцы. Пальцы тех, кто, не положи эти люди головы здесь и сейчас, никогда бы не родился на свет.

— Старшой…

— А? — Сергей обернулся, отгоняя некстати пришедшие видения. — Случилось что?

— Да, пора. Только тебя ждем.

Хромов кивнул. Критическим взглядом оглядел Селиверстова. Нормальный, почти целый. Разве что на руке бинты, но ерунда, только кожу распороло. Гимнастерке хана, конечно, но это совсем не стоящие внимания мелочи. А так… Будет длинный, жуткого вида шрам, но и только. Правда, лишь в случае, если они ухитрятся пережить это долбаное приключение.

Впрочем, и сам он… Как там в песне? Голова обвязана, кровь на рукаве? Рукав да, грязный, но своя там кровь или чужая, сказать достаточно сложно. Хоронили погибших все вместе. А вот бинтов на голове целый тюрбан. Царапины вроде, но кровят… И ведь даже не снарядом, а осколками, выбитыми с брони. Паршивая сталь все-таки пошла на эти вагоны. Да и конструкторы те еще умники. Хоть бы подбой изобрели. А так, считай, всех покоцало, не разбирая, кто подчиненный, а кому отдавать приказы надо. Вот и зацепило Хромова. Когда хлестнуло, даже внимания не обратил, только когда в глаза попадало — протирал. А потом глянул на себя в чудом уцелевшее зеркало — и оторопь взяла. С такой рожей только в фильмах ужасов сниматься. Главных злодеев играть. Или их жертв, хотя злодеев, наверное, все же интересней. Умылся, конечно, перевязали, благо уж чего-чего, а бинта хватало, аптечки фрицы скомпоновали по высшему разряду. Обмотали голову, словно у мумии, не пожалели материала. Главное, не болит даже, только бинт мешается — постоянно за него пальцами задеваешь.

Хуже всего из их лихой троицы пришлось Ильвесу. На груди рана от осколка, не то чтобы опасная, но глубокая и сильно мешающая. Такая, что ни чихнуть, ни пукнуть. Ильвес терпел молча, но заметно было, как он бледнеет при любом неосторожном движении. Вторая рана — на ноге. Тоже вроде бы ничего страшного, но заметно, что долгий переход ему не выдержать. А ведь именно к тому все шло.

Но они хотя бы живы, а так из экипажа бронепоезда уцелело не более двадцати человек. И повезло тем, кто просто мгновенно умер от взрыва снаряда. Иным пришлось куда хуже. Машинист второго паровоза и его помощник, те самые, с которыми недавно таранили станцию, сварились заживо, как и опасался Сергей. Там вообще только кочегар уцелел, он находился в тендере и успел нырнуть за кучу угля. Ему тоже досталось, но покраснение рук и лица совсем не то, что отваливающееся с костей мясо. Еще несколько человек лежали, накачанные морфием, и даже неспециалисту было ясно, что без хороших врачей и оснащенного госпиталя протянут они недолго. В общем, задница полная.