Василий Панфилов - Отрочество

- Я скучал… - и глаза в глаза. Держу за талию и улыбаюсь глупо, но вот ей-ей… всё равно!

- Кхм! – раздалося сверху.

- Фирочка, доча, - почти одновременно.

Девочка отпрянула от меня, руки за спину, и засмущалась. Носком ботиночка булыжник ковыряет, ушки розовые. Да и сам я не лучше, ушами небось полыхаю так, что хоть прикуривай. Пусть!

- Однако! – голос опекуна задумчив и несколько даже печален.

- Сама не ожидала, - в тон отозвалась тётя Песя, - вы не подумайте дурного, Эсфирь очень воспитанная, но…

- Угу, - дядя Гиляй прижал меня к себе, придавив за плечи. Началась суета с прибежавшими соседями, знакомством и выгрузкой багажа.

Вроде и слали телеграммы, а всё равно – суетно! Ну да это Молдаванка, а не степенно-почтенная Москва. У-у! Всем до всего дело есть, даже если и нет на самом деле.

Ладно кто во дворе живёт, тут хотя бы по-соседски полюбопытствовать можно. А тут… Как же, сам Гиляровский!

Пусть он больше на Москве известен, но не только, и сильно не только. Бывает, выезжает в командировки вплоть до Крыма и Кавказа. Бывал и в Одессе, и статьи потом ух и здоровские выходили! Когда хлёсткие, с пропесочиванием, а когда и просто – этнографически-географические. Но всегда – интересные!

А тут сам, вживую, да повод есть подойти. Пощупать… м-да… Даже неловко стало почему-то. А? Вот как так? Глупости делают другие, а стыдно за них почему-то мне!

- Комнаты у Хейфицев сняли, штоб они были здоровы! - заторопилась вперёд тётя Песя, показывая дорогу, - После смерти старого Боруха по зиме… ну вы помните, мальчики? Такой себе престарелый шлемазл, вечно то в истории влезал, то в говно.

- Ага, - закивал Санька, живо влившийся в реалии Молдаванки.

- Ну и с наследством так же – перезапутанно до того, что и целый кагал раввинов сходу не разберёт, - продолжила тётя Песя, на ходу доставая ключи, - потому наследники и решили сдавать пока комнаты, штоб никому.

- А делёжка? – живо поинтересовался Владимир Алексеевич подробностями здешнего быта.

- Вот! – женщина подняла палец, поворотившись на ходу и отирая плечом штукатурку, - Видно умного человека! Деньги пока на синагогу, а потом уже делить будут – по справедливости, или на кого попало.

- Две комнаты, - она отворила дверь, - ну то есть две свободны! Борух, он же всякий хлам… ну и вот, две комнаты освободили, а остальное утрамбовали.

- А не…?

- Сильно не! – поняла меня тётя Песя, - Уговор такой, што совсем жёстко! Если да, то таки да до осени, а не пусти ещё раз барахло пересмотреть и переделить!

Две большие комнаты, с изрядно отсыревшей и местами облупившейся штукатуркой. Обставлены такой же старой и сырой даже на вид, разнокалиберной мебелью, требующей починки. Из-под ног порскнули тараканы, забившись в щели трухлявого, погрызенного кем-то пола.

- Зато дёшево! – вздёрнула подбородок тётя Песя, - Вот, спальня для мальчиков и большая гостиная. Рувимчик… ой, то есть Санечка, всё свои мольберты сможет расставить, и ещё место останется. И солнце!

Опять какие-то непонятные переглядки взрослых…

- Если для пожить, - тётя Песя ещё выше задрала подбородок, - то можно и получше найти, хотя сильно не у нас и сильно дороже. А для работы – вот! Много солнца…

- Я таки понимаю, - спохватилась она, - что пока сырость, но это не потому, што вообще, а потому што шлемазл жил! Проветрить как следует, вот оно и сразу хорошо!

- Ничево так, - отзываюсь одобрительно, - тараканов травили?

- А как же! – всплеснула руками тётя Песя, - И клопов!

- То-то я гляжу, мало их. Ну што, располагаемся?

Владимир Алексеевич кивнул, и как мне показалось, с толикой некоторого сомнения. Не то штобы и сильно понравилось, значица.

А мне так и ничего! Запущенная комнатка, это да! Но кому сейчас легко? По осени и зиме если, то провонялась бы сыростью, плесенью и трухой, а сейчас и ничего. Проветрилось, солнцем прожарится быстро, от насекомых рецепты от Чижовской бабки есть, самолично проверенные. Нормально! И место знакомое.

С дороги сразу в баню – благо, извозчика и не отпускали. Восседающих на козлах грек, пропотевший не хуже своих лошадей, подрёмывал с потухшей трубочкой, разнежившись под майским солнцем.

- К «Султанской» на Греческую, - скомандовал дядя Гиляй, и возчик, зевнув протяжно, тронул вожжами лошадей. На ходу он выколотил трубку об облучок и заново набил, обмотав в это время вожжи вокруг запястий.

- Лучшая баня России, - важно сказал он, раскурив наконец трубку с дорогим, и потому наверняка контрабандным, табаком, - Роскошь!