Вадим Леднев - Свинцовые дни

- А Виктор Мефодьевич, как май, так в поле и до октября, - затараторила девчонка. - А мы с бабой Фросей приглядываем за квартирой. Мы рядом в четвертой живем. А цветов у него нету кроме кактуса, а его и поливать не надо. Поэтому мы ключи и не берем. Но Виктор Мефодьевич предупредил, что может кто-то из родственников появиться. А сегодня смотрим, окно открыто.

- Так это вы звонили? - промямлил я. - Извините, что не открыл, я как раз в ванной был... с дороги, сами понимаете... помыться надо, то се.

- Да ничего! - девчонка радостно закивала, отчего ее русые косички смешно запрыгали, и мне пришло в голову, что неплохо было бы познакомиться с ней поближе, чтоб разъяснить, так сказать, диспозицию.

- Какая симпатичная у меня соседка, - дружелюбно улыбаясь, начал я воплощать свою идею, - А вы бы не зашли ко мне по-соседски в гости, а то, что мы через всю улицу кричим? Заодно и познакомимся.

- А и зайду, - не стала кочевряжиться девушка, - сейчас только до булочной сбегаю. Тут рядом, минут десять.

Через десять минут она конечно не появилась. Не появилась и через двадцать. Томясь от безделья, я слонялся из комнаты в кухню и обратно. Слушал радио и размышлял, кто такой может быть этот загадочный "дядюшка" с поповским отчеством. Несколько раз пробовал дверь - заперта.

Через полчаса, наконец, раздался звонок.

Увидев девушку, я сразу понял причину задержки. Русые косички были расплетены, а длинные волосы тщательно расчесаны. Застиранный сарафанчик сменился на клетчатую юбку выше колен, и белую блузку с голубыми листочками. На ногах белые же туфельки-лодочки на низком каблуке, а губы тронуты помадой.

За секунду я обозрел ее всю, от крепких ножек до распирающих блузку полушарий и остановился на лице. Странно, почему раньше мне всегда нравились тощие девки. Это же просто девочка-персик - нежная кожа, щечки яблочки, губки бантики, глазки цвета сливы.

А я стою тут перед ней, в затрапезном прикиде, босяк босяком. Впрочем, судя по отсутствию брезгливости во взгляде, это ее ничуть не смущает. Во времена моей юности люди были куда проще, носили что придется - страна только выбралась из нищеты. А к стилягам-хипстерам, наоборот, относились с подозрением.

- А как красавицу зовут? - я решил, что немного лести не повредит.

- Евгения, - от смущения девчонка стала важной.

- А меня Феликс.

- Как Дзержинского?

- Типа того. Да вы заходите Женечка. Правда я убраться не успел. Я бы вас чаем напоил, но у дяди Вити даже чайника нет.

- А пойдемте к нам? - предложила Женя. - У нас все есть, и чайник, и варенье, и мед нам деда Коля с пасеки возит.

Отказываться было глупо, да и жрать хотелось.

- А бабушка что скажет? - на всякий случай уточнил я, - не попрет?

- Да что вы! - всплеснула руками девушка, - Баба Фрося мировой человек! Ей только дай кого-нибудь накормить. К тому же, ее и дома нет, она по воскресеньям на базаре медом торгует.

Контакт налаживался.

Четвертая квартира отличалась от третьей лишь наличием еще одной комнаты. В зале висел непременный ковер с оленями, под ним раздвижная тахта, покрытая плюшевым пледом. Вдоль противоположной стены выстроились в ряд старинное трюмо, сервант с посудой, и шифоньер. Посреди комнаты царил массивный овальный стол украшенный вазой с букетом полевых цветов. Через распахнутую балконную дверь виднелась кадка с чем-то древовидным. И, наконец, всю третью стену занимал самодельного вида стеллаж заставленный книгами. На меня глядели тусклые корешки всевозможных собраний сочинений. Тут были Конан Дойл и Джек Лондон, и отечественные Лесков с Куприным и прочими Толстыми. Похоже, подумал я, здесь читают только толстые книги. Наверняка, в толстых книгах больше мудрости.

- Сейчас чай будем пить, - сообщила Женя и упорхнула на кухню.

Я подошел к трюмо. Зеркало было высоченное, украшенное сверху резным венцом. Под деревянную раму всунуты многочисленные поздравительные открытки и фотографии с патриархального вида дедами и старухами, детишками в смешных костюмчиках, серьезными молодцами и строгими молодухами. Меня привлекло одно фото, с изображением круглолицего прищуренного паренька в фуражке и парадном мундире с погонами танкиста. Но не это главное, а то, что внизу каллиграфическим почерком было приписано: "Чита, 1972 г."

- Жень, - позвал я, - а кто этот военный?

- Где? - подпоясанная передником девушка раскраснелась от хлопот. - А это братишка мой старший, Андрюшка. Он сейчас в армии, в Забайкалье служит в танковых войсках. Год отслужил, еще год остался. Скучаю по нему, прям не могу.