Сергей Лифанов - Сердце запада

в ближайшее время не предвидится, детский автомобиль решено

было замаскировать под паровозик.

Я бился над станком для сетки-рабицы. На бумаге вроде

получалось красиво, и чисто умозрительно станок представлялся

простым, но при изготовлении в металле возникали нюансы.

Вроде и мелочи, но станок не работал. Ничего, разберемся!..

В общем, в тот день у нас были обыденные рабочие будни. В

середине дня послышались далекие удары молотка по жести: фрау

Шварц

собирала

соседей

на

обед

при

помощи

импровизированного гонга. Мы свернули работы и потянулись к

столовой, прихватив по дороге доктора Николсона.

Нашу территорию остались охранять два щеночка, которых нам

подарил на новоселье Макферсон: Шарик и Полкан, два довольно

крупных для их возраста арканзасских дворянина. Крестным

папой щенят стал, как вы понимаете, я, у которого Бивер, держа в

руках два меховых комочка, спросил, как в России принято

называть собак. Я, разумеется, ответил, что Шарик и Бобик, но

Бобик как имя тут же забраковали: как-то неудобно так называть

собаку, когда в салуне у нас аж два Роберта Келли, в просторечии

сокращаемых как Боб. А Рекс был майор Хоуз, и хотя мы его по

имени никогда не называли, но тоже получалось бы как-то

неловко.

Шарик и Полкан, несмотря на русские имена и юный возраст, оказались завзятыми расистами: стоило по Пото-авеню пройти

негру, как мы слышали довольно угрожающий «ррр-тявк!», который копировал басовитый «РРР-гавс!» макферсоновых

кобелей. На пешеходов прочих рас щенки внимания не обращали, разве что кто-то пытался зайти к нам на веранду, когда никого из

нас там не было. Исключения делались только для хорошо

знакомых негров, вроде Фебы, служанки Макферсонов, семейства

Браунов и нескольких поденщиц.

Джейк уверяет, что наши собаки – самые настоящие негроловы, с

которыми в былые времена охотились на беглых негров. Норман

был склонен к тому, что наши собачки просто чувствуют, когда их

боятся. «Чего ж тут бояться?» – вопрошал Джейк, приподнимая

увесистого щена и одновременно пытаясь убрать подальше свой

нос от его языка. Бояться было пока нечего, это сейчас были

энергичные комочки сплошной милоты. Нет, ну на родителей

щенят посмотреть – да, испугаться можно. Хоть и чистопородные

дворяне, а предки у них явно были крупные.

Макферсон насчет специализации своих собак помалкивал, но их

расизм не отрицал. «Они сами по себе такие вырастают, я их

ничему не учу, – говорил он. — Двор сторожат — и ладно».

Впрочем, вернусь в тот момент, когда мы, прихватив по дороге

доктора, поднялись на веранду к Шварцам. Здесь уже обедали

миссис де Туар с девочками и внуком, и старшая мисс Шварц тут

же понесла тарелки и нам.

— Хлеб только кукурузный, – привычно уведомила она, и мы так

же привычно приняли это к сведению. Возможно, кукурузный

хлеб трудно отнести к классической немецкой кухне, но рецепты

фрау Шварц подстраивались под местные условия. Это же не

ресторан «Дельмонико», а простая столовка, где главное

требование — чтобы было сытно и дешево. Ну а в наших краях

кукурузная мука была дешевле пшеничной, и местные дешевые

овощи порой сильно отличались от европейских, и от таких

нюансов немецкая кухня Шварцев начинала приобретать

отчетливый индейский акцент. Например, в супе из зелени с

беконом было столько окры, что миссис деТуар всегда именовала

его «этот немецкий гумбо». Или это, наоборот, южные блюда в

руках фрау Шварц приобретали немецкий акцент? Вот не знаю, да.

Мисс Шварц, подавая нам второе, посматривала через дорогу: там

у салуна стояли четыре лошади – так не зайдут ли их хозяева, приняв по стаканчику, пообедать? Но парень, который из салуна