Саша Бер: Кровь вторая. Орда

А может быть, это не у мамы терпение лопнуло, а у ближниц и они гуртом потребовали от царицы её наказания? Да, Райс, вроде, никому из них, на любимые мозоли не наступала. Ну, подумаешь, дочерей, кой кого, пару раз пнула, да, по шее врезала. Так сами виноваты. Пусть к ней не лезут. Она их в подруги не звала и нечего было набиваться. Это уж, простите, ей самой решать, с кем дружить, а с кем нет.

Потом, вспомнила Такамиту, Шахрана, своего любимого коня Ветерка, а следом наступило время мечтаний, а как же без них. Видела она себя, великой воительницей, ведущей в бой девичьи орды. Супостаты, все как один, разбивались, пленялись, уничтожались, а она, вся такая непобедимая и правильная, чувствовала себя, пупом земли. Эти мысли «о себе великой» заняли значительно больше времени, чем подлинные воспоминания и анализ реальности.

Ворочаясь с боку на бок, царская дочь, наконец, решила, что снова хочет есть. Сползла к камню, нащупала горшок, ложку, зачерпнула, закладывая в рот содержимое, всё ещё продолжая витать в облаках и резко опешила, даже, забыв жевать. В горшке, вместо каши, было мелко порубленное, тушёное мясо, с распаренными кореньями!

Райс настороженно оглянулась в полной темноте и прожевав захваченное в рот, опустила деревянную черпалку, обратно в горшок. Кто-то поменял еду, но ведь на этот раз, она не спала и должна была, по крайней мере, если не увидеть, то услышать того, кто приходил!

Непонятно, что заставило двинуться к помойной лохани, но девка, зачем-то, нащупав её, сначала потрясла, а затем понюхала. Лохань была пуста и пахла, как и вчера, свежеструганным деревом.

— Кто здесь? — тихо и опасливо, чуть ли не шёпотом, спросила Райс темноту, пристально всматриваясь, непонятно куда и максимально напряжённо прислушиваясь.

Ответом была, всё та же звенящая тишина, пустая и беспросветная. Наощупь двинулась ко входу, по пути попив и вновь плеснув остатками воды в лицо, приводя себя в чувство и прогоняя зарождающийся страх.

Шкура была на месте. Брёвна за ней тоже. Прижалась спиной к стене и вновь спросила темноту:

— Банник, это ты?

Ей никто не ответил. Райс попыталась вспомнить чему учили, по поводу ритуалов бань и о баннике в частности, но, как назло, в голове ничего не вспоминалось. Да, и как можно было что-то вспомнить из того, что пролетало у неё на учёбе, мимо уха.

Постояв некоторое время без движений, настороженно, неожиданно почувствовала, что ей холодно. Толи от входа дуло, хотя сквозняка, ни капельки не ощущалось, толи от страха зуб на зуб не попадал, но девка, медленно нащупала край лежака и так же медленно, забралась в шкуры, то и дело протягивая руки в стороны, каждый раз, ожидая, кого-нибудь там нащупать, но она по-прежнему была одна в этой глухой норе.

Свив очередное гнездо в самом углу, чтобы обеспечить безопасность своих тылов, несколько успокоилась и начала, в очередной раз, предпринимать попытки заговорить с тем, кто здесь хозяйничает.

Сначала, рыжая, робко спрашивала, затем, разойдясь, начала требовать и в конце концов, принялась на невидимку орать и угрожать, выплёскивая все ругательства и угрозы из своего арсенала, на что была способна. Потом перешла на мольбы, разревелась. Поревев, успокоилась и опять заснула…

Следующее пробуждение, было точно такое же, как и прошлый раз. Ничего не изменилось. Сон слетел мигом, резко, как и не было, и ей стало, по-настоящему страшно. Райс прекрасно знала, что ярицы молодятся, только ночь, а она уже, явно сидит здесь, как минимум третий день. В голове замелькали вопросы, которые все, как один, остались без ответов. «Что происходит? Почему её заперли в темницу? Как долго её будут здесь держать? Что ей надо сделать, чтобы выпустили?»

С самого пробуждения, у Райс началась истерика. Царская дочь, принялась биться в стены, потолок, колотить кулаками лежак, входную шкуру. Девка долго кричала, требуя, чтоб её выпустили или хоть кто-нибудь, откликнулся. Но всё было напрасно. Темнота и тишина остались беспросветной и беззвучной.

После выплеска истеричной ярости, навалилась апатия. Мысли, как по команде, покинули буйную рыжую голову, силы из молодого тела моментально улетучились, сделав его дряблым и безвольно хилым. Райс, забившись в свой угол, просто сидела и тупо смотрела в никуда.

Как долго она так сидела, ярица сказать не могла, но ни с того ни с чего, закрутивший живот, вновь позвал к лохани, выводя из ступора, после чего, Райс, позволила себе устроить, что-то похожее на помыв тела в бане, только ледяной водой и основательно замёрзнув, в очередной раз, зарылась в шкуры сохнуть и греться.