Геннадий Марченко - Второй шанс 2

На входе моё обоняние почему-то уловило запах молотого кофе. С резными высоченными потолками, огромными роскошными люстрами, золочёными колоннами, головами ангелов или ещё кого-то там, чьи застывшие лица многократно отражались в чуть потрескавшихся зеркалах… Изобилием, конечно, как в дореволюционные времена, или хотя бы как в постсоветский период, сейчас и не пахло, однако всё равно снабжение было лучше, чем в любом отдельно взятом продуктовом магазине Советского Союза.

Я прошёл через зал, похожий на вокзал в час пик — потная разгорячённая толпа с авоськами и сумками всех видов давилась в кассу и в отделы за продуктами. Ярко накрашенные кассирши в серьгах с красными неопознанными, но явно настоящими камнями (видимо, купили всем магазином по блату в ювелирке за углом) гордо восседали на возвышении в своих дзотах и с брезгливостью взирали на весь этот людской сброд — покупатели явно мешали им работать. Продавцы в белоснежных — надо отдать им должное — халатах и высоких поварских колпаках лениво тянулись через прилавок за чеками и нехотя отпускали продукт.

А может, попробовать предупредить Соколова о грядущем фиаско? Я непроизвольно замедлил шаг, почти остановившись, и народ стал меня обтекать с двух сторон, словно вода торчащий над её поверхностью камень. Мой мозг в эту минуту лихорадочно работал. Попробовать пробиться к Соколову и прямо ему всё рассказать? Мол, я из 2020 года, а тебя, дружок, в 84-м поставят к стенке за крупные хищения в советской торговле… Ну уж нет, никто не должен знать, что в теле 15-летнего парня мужик из будущего. Тем более, даже если я буду выражаться заумными словечками, всё равно Соколов подумает, что его дурачат. Хотя я могу козырнуть некоторыми фактами из его биографии, что заставит директора гастронома отнестись к моим словам более серьёзно…

Нет, признаваться ни в коем случае нельзя, и светиться лишний раз не хочется. Но и намекнуть Соколову, что за ним уже начинается охота, меня прямо-таки подмывало. Немного подумав, вышел из гастронома и отправился искать уединённое местечко, где можно было бы написать записку. Справа от памятника Пушкину обнаружилась пирожковая, я невольно ухмыльнулся, вспомнив, как так же в куйбышевской забегаловке подписывал конверты в КГБ и МВД. Хотя есть не очень хотелось, всё же взял пирожков с куриным бульоном. По ходу дела сидел и сочинял письмо, царапая на листочке печатными буквами текст, который должен помочь директору «Елисеевского» стать «козлом отпущения».

Наконец письмо было готово. Ещё раз пробежал его глазами, свернул листок вчетверо и сунул в карман, после чего парой глотков опустошил стакан, и покинул кафе.

Мой путь вновь лежал к «Елисеевскому». Как говорится, хочешь сделать что-то на совесть — сделай сам. Надвинув на глаза трикотажную шапочку, а нижнюю половину лица прикрыв шарфом, я обошёл почти весь торговый зал, прежде чем нашёл служебный вход. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что на меня никто не обращает внимания, быстро юркнул внутрь и оказался в длинном, пустынном коридоре, стены которого были выложены голубой кафельной плиткой. Двери тут располагались лишь с одной стороны, и я, немного подумав, двинулся направо. Мне повезло, третья по счёту дверь оказалась приёмной. В маленькой, обшитой мореным дубом приёмной директора стоял секретарский стол и с десяток пустующих стульев. За столом сидела на вид ровесница моей матери, вроде бы и неброско, но при этом очень стильно одетая, видно, что вещи не из простого магазина.

— Вам кого, молодой человек? — строго спросила она, окинув меня оценивающим взглядом.

Интересно, к кому я ещё могу направляться, кроме директора, не к ней же, в самом деле.

— Мне к Юрию Константиновичу, — кивнул я в сторону двери с чёрной табличкой «Соколов Ю.К.»

— Юрий Константинович сейчас занят. Вы вообще по какому вопросу?

— По личному.

— По личному нужно договариваться заранее…

В этом момент дверь директорского кабинета распахнулась, и на пороге появились двое. Один, в накрахмаленном белом халате, как я догадался, был сам Соколов, а рядом с ним не кто иной, как Иосиф Кобзон. Он держал в руке увесистый пакет, судя по всему, набитый дефицитной снедью, а сверху торчал самый настоящий ананас.

— Спасибо ещё раз, Юрий Константинович, — с улыбкой пожимал руку директору знаменитый певец.

— Не стоит, Иосиф Давыдович, всегда рад помочь, — так же с улыбкой отвечал Соколов.

Довольный Кобзон прошёл мимо меня, и мне показалось, что я уловил запах копчёной колбасы. Как только за певцом дверь закрылась, улыбка тут же сползла с лица директора гастронома, уступив место усталому выражению, и тут наконец он обратил внимание ан меня.