Игорь Журавлёв - Фантазм

– Как парное молоко!

Он тоже скинул ботинки, носки и подошел попробовать воду. Не столько из-за того, что сомневался в анализе Ольги, сколько для того, чтобы что-то делать. Поскольку у него вдруг пропала вся его храбрость и уверенность, словно срочно уехав по делам и передав управление неуверенности и робости.

– Ну, что, купаемся? – почему-то шепотом спросил он, словно боясь спугнуть царившую вокруг тишину.

– Давай, – тоже шепотом ответила она и добавила, – только ты отвернись.

Егор послушно отвернулся и, словно все это происходило не с ним, а с кем-то другим, стал раздеваться, прислушиваясь к тому, как сзади шуршит одеждой Ольга. Он снял с себя футболку и брюки, оставшись в одних трусах. Трусы ему уже который год шила мама, потому что те ужасные черные и темно-синие, что продавались в магазине, он носить не хотел. Да и зачем тратить деньги, если можно сшить самой – так рассуждали тогда очень многие советские матери. Вот мама и шила ему, а заодно и отцу.

"Ерунда какая-то лезет в голову, причем тут мама и трусы?", – подумал Егор и выдохнув, обернулся, словно прыгая в омут.

Обернулся и сначала ничего не увидел. Оказалось, что перед его глазами все расплывается, как будто от слез. Он видел лишь расплывчатый силуэт. Тогда он потряс головой, проморгался и снова поднял глаза.

Перед ним стояла Ольга в трусиках и лифчике: что-то такое, белое с цветочками, кажется. А, может, и не с цветочками. Он с трудом разобрал, потому что изо всех сил делал вид, что ему все равно и даже настолько не интересно, что и смотреть там нечего. А ещё, потому что внутренне он был словно струна, так что даже немного потряхивало. Он и слышал ее словно сквозь вату, поэтому не сразу понял, что она сказала, глядя ему прямо в глаза.

– Что? – переспросил он.

– Покажи его, – тихо повторила она, упрямо глядя прямо ему в глаза, хотя щеки ее уже наливались пунцовой краской.

– Кого его? – пролепетал Егор, конечно, догадываясь, что она имела в виду. Но просьба была настолько неожиданной, что привела его в полный ступор. Егора, в смысле.

– Понимаешь, – упрямо продолжала Ольга, полыхая красными снегиринными щеками, – я никогда в жизни его не видела. Но подруга рассказывала, она видела. Вот, – судорожно выдохнула она, – я тоже хочу увидеть…

Когда Ольга осознала произнесенные ею самою слова, то подумала, что сейчас провалится от стыда под землю, проклиная тот давний спор с Ленкой Герасимовой. Но вот сейчас она вдруг о нём вспомнила, а срок в полгода, данный ей, был уже на исходе. Но она, даже помня об этом, все равно не собиралась ничего говорить Егору и ничего у него смотреть. Мало ли было у них с Ленкой дурацких споров! А потом она вдруг услышала чей-то голос, говорящий: "Покажи его". Она очень удивилась и лишь когда Егор переспросил "Что?", вдруг поняла, что это был ее собственный голос. И тут уже она не могла остановиться и стала что-то лепетать о том, что никогда не видела и хочет посмотреть. Словно речь шла о чем-то, вроде книги или еще чем-то подобном. И от нелепости происходящего она начала краснеть и щеки вспыхнули жаром.

Егор тоже понял, что его лицо наливается краской, но молчал, не зная, что вообще делать. Снять трусы и показать? Но ему было страшно и ещё очень стыдно. К тому же он ясно чувствовал, что от перенесенного стресса, то, что у него в трусах, тоже попыталось спрятаться и стать максимально незаметным. И в таком виде его никак нельзя было показывать Ольге, ни в коем случае, только не сейчас!

Но едва лишь он успел сформулировать в своей голове эту мысль, как вдруг Ольга, быстро наклонилась и дернула вниз его трусы, которые сбитым парусом накрыли ступни. Испугавшись того, что наделала, она тут же закрыла глаза и резко повернулась спиной.

А Егор сначала замер от неожиданности, выпучив глаза, а потом медленно перевел их вниз. Там он увидел, что не все не настолько плохо, как ему чудилось. Хотя, конечно, могло бы быть и получше. Но что уж сейчас об этом? Егор не сомневался в том, что, насколько бы быстро Ольга ни зажмурила глаза, она все прекрасно успела увидеть. Поэтому, пытаясь перевести всё в шутку и понимая, что сейчас не до шуток, сквозь одеревеневшие губы, пребываюший в шоке Егор, как-то сумел выдавить:

– Ну…, что… ты… отвернулась? Хотела смотреть…, так смотри.

– Прости меня, пожалуйста, – донесся до него её шёпот, – я иногда бываю такой дурой…

И тогда Егор сделал то единственное, что, наверное, и должен был сделать в сложившейся ситуации. Хотя, делая это, он вовсе не был в том уверен. Тело всё делало само, казалось, вообще без участия разума. Он переступил через свои трусы и, сделав полшага к Ольге, одним движением (даже не удивившись собственной неожиданной ловкости) расстегнул лифчик и осторожно снял его, положив рядом, на траву. Ольга стояла и, казалось, не дышала, опустив руки по швам. Он наклонился и легко опустил ее трусики до самых ступней. Проделав все это, он предложил: