Анатолий Дроздов: Кровь на эполетах [СИ]

— Трофей. Принадлежал польскому шеволежеру. Кавалерийская модель, у французов карабином называется. Обратили внимание, что крепления для штыка нет? Получите такие же. Офицеру штык ни чему.

— Жаль, что заряжать долго, — вздыхает Козлов. — Пока забьешь молотком пулю…

— Мы не забиваем, — улыбаюсь. — Пули у нас особенные, продолговатые. При выстреле ее распирает пороховыми газами и вдавливает в нарезы. Одно плохо: те быстро забиваются свинцом. Но есть ершики из медной проволоки для очистки. Наловчитесь. Зато бросил пулю в ствол, прижал шомполом – и пали. А теперь идемте к батальону, господа. Видите, уже построили? Представлю вас офицерам и нижним чинам. Осталось только распределить по ротам.

— Можно мне к командиру, который неграмотен? — вскакивает Тутолмин.

— Почему к нему? — удивляюсь.

— Научу его читать и писать, — выпаливает прапорщик. — У меня это хорошо получается, господин капитан, младших братьев учил. Отец хвалил.

Он краснеет. Ну, да, похвастался. Однако молодец.

— Похвально, Леонид Ильич. Постарайтесь научить. Неграмотные офицеры в батальоне не нужны. Пойдете в третью роту. Козлов – в первую, Плетнев – во вторую.

— Слушаемся, господин капитан! — отвечает пара, вскакивая.

Встаю и сам.

— А вы расскажете нам, господин капитан, за что орден получили? — влезает Тутолмин.

— Расскажу, — киваю. — Как-нибудь потом.

Поздним вечером юные офицеры лежали на матрасах в выделенной для них палатке и тихо разговаривали, обсуждая события прошедшего дня.

— Ну что, господа прапорщики, — поинтересовался Козлов, — как вам показался полк и командиры?

— Ты о Спешневе или Руцком? — уточнил Тутолмин.

— Обоих. О ротных тоже.

— По-моему нам повезло, — сказал Тутолмин.

— Объясни, — потребовал Козлов.

— Когда в штабе дивизии сказали, что пойдем в номерной [13] Егерские полки в русской армии того времени за редким исключением не имели собственных имен, например, Финляндский, а числились под номерами в отличие от обычных пехотных. Служить в них было не престижно. егерский полк, я, признаться, расстроился, — продолжил Тутолмин. — Чего хорошего там ждать, думал. А здесь поговорил с ротным, унтерами и понял, что ошибался. Геройский полк, и офицеры такие же. Полковой командир эту кампанию ротным начинал в чине штабс-капитана. Под Салтановкой храбро бился, две трети людей потерял и отбился от полка, оказавшись в тылу неприятеля. Выводил роту к Смоленску. По пути егеря подобрали Руцкого, найдя того при дороге с разрубленной головой и совсем голым.

— Да ну! — приподнялся на локтях Козлов. — Это кто ж его так?

— Французские гусары. Рубанули саблей по голове и обобрали до нитки.

— Вот нехристи! Офицера!

— Он тогда статским был. Наш батальонный командир – лекарь по образованию, в Могилеве практиковал. С приходом французов убежал из города и направился к своим. Гусары догнали.

— Невероятно! — потрясенно сказал Козлов. — Как же он из лекарей в офицеры пробился, да еще в такие чины?

— Государь пожаловал за подвиги. Руцкий еще на пути к Смоленску показал себя знающим в военном деле. Не доходя до города, егеря Спешнева побили роту польских шеволежеров – да так, что почти никто не ушел. Штуцера, что нам выдали, с поляков взяты. А придумал, как их побить, Руцкий. Предложил заманить в засаду и покрошить. Так и вышло. Пушки видели? Трофейные, тоже Руцкий захватил. Егеря Спешнева славно бились под Смоленском и в самом городе, затем – на Семеновских флешах под Бородино. Орден нашему батальонному командиру за это дело пожаловали.

— А что ж остальных обошли? — удивился Козлов.

— Чинами взяли. Спешнев – ныне подполковник, хотя три месяца тому в штабс-капитанах ходил. Твой ротный – подпоручик, а перед Бородино был прапорщиком, до того – и вовсе фельдфебелем.

— Мне не говорил, — пожаловался Козлов.

— Он не больно речист, — улыбнулся Тутолмин. — Но мой ротный твоего Синицына очень хвалит. Говорит: такого толкового офицера поискать. И фельдфебелем был справным. Солдаты за ним горя не знали: всегда сыты, обуты и одеты. В бою смел, но на рожон не лезет и другим не позволяет.

— Где лекарь так научился воевать? — задумчиво спросил Козлов.

— У французов, — подключился Плетнев. — В армии Бонапарта служил.

— А каких чинах?

— Военным лекарем при маршале Викторе в Испании. Там и насмотрелся. Но не схотел нехристям служить и сбежал в Россию. Он ведь русский князь.