Андрей Булычев - Унтер Лёшка

– А то как же, – усмехнулся Милюткин. – Весь фронт крепости, весь её центр и все основные фортеции видел. Можно уже даже с этим назад возвращаться.

– Ну нет, – покачал головой Лёшка, – осталось главное наше дело – язык! Сейчас самое время, пока крепостные ворота на ночь не закрыли, действовать. Идите сюда, братцы, всё вместе ещё раз обсудим, – и егеря собрались у телеги, в стороне от проходящих людей.

Начало совсем темнеть, людей на улице стало гораздо меньше, и из дверей харчевни наконец-то показалась большая дородная фигура.

– Господин Юсуф, господин Юсуф! – выскочил от стоящих телег молоденький унтер-офицер зембелджи навстречу начальнику. – Там человек лежит, а около него золотые монеты рассыпаны, много монет! Вы ведь мудрый человек, господин Юсуф, рассудите нас по справедливости! Можем ли мы себе взять всё это золото, если мы его нашли на земле, или всё же оно принадлежит этому несчастному и его семье? Да ведь ему-то оно уже вовсе ни к чему, господин Юсуф?! – жалобно причитал с каким-то странным акцентом молодой унтер и, низко кланяясь, протиснулся сквозь небольшую тесную группку своих грязных солдат.

– Ну ты и глупец, это золото не твоё и тем более уж не твоих грязных солдат! – вскипел толстяк. – Если хоть одну монету кто-нибудь из вас здесь утаит, то палач вам всем на площади руки поотрубает! Быстро показывай, что вы там нашли! – и он в сопровождении своих телохранителей засеменил за Лёшкой.

За телегой, возле каменной стены дома, действительно лежало «тело» какого-то человека, а на его груди в свете факелов блестела большая золотая монета, видимая издалека. Все стоящие подобострастно поклонились подходящим, и Керим, старший телохранитель, наклонился вместе с начальником сапёров над лежащим. Хрусть! – в грудь телохранителя от мнимого трупа резко взметнулась рука с кинжалом, пронзая сердце. Хрусть! – и второй телохранитель упал стоящей толпе под ноги, а на затылок замершего от ужаса толстяка обрушился удар, погасивший ему сознание.

– Тише ты, Кудряш, тише! – шипел Карпыч. – Силов-то у тебя, что у племенного быка, – немерено. Вдруг зашиб ненароком нашего языка?!

– Не-е, дядь Вань, ты чё-ё! – пробасил негромко бывший кузнец. – Я-то силу свою чувствую, живой он, живой, очухается, чай, скоро.

– Очухается он, ну смотри же у меня! – продолжал шипеть весь в волнениях старый солдат.

– Так! Быстро тела укутали мешковиной и загрузили на телеги! Всё продовольствие – на землю, выгружайте всё вот в этот вот тупичок! Там я пару лопат видел, их из телег выложите и тёмную холстину ещё мне подлинней оторвите! – командовал егерями Лёшка. – Поглубже скотину загоните и привяжите там покрепче. Всё, уходим, и так долго возились, лишь бы сейчас ворота не закрыли на ночь.

Через десять минут к крепостным воротам притащились три подводы, закиданные сверху каким-то тряпьём. Десяток бредущих за ними грязных солдат был с замотанными тряпками лицами, а на плечах у двоих лежали лопаты. В руках у крепкого здоровяка свисала, словно страшный флаг смерти, длинная и чёрная тряпка.

– Sadık bir yana, bir kenara! Kalede Kara Ölüm! Talihsiz ölüleri vebadan gömmeye götürüyoruz! Yan tarafa! (– В сторону, правоверные, в сторону! Чёрная смерть в крепости! Несчастных, умерших от чумы, подальше хоронить везём! В сторону! – тур.) – голосил молодой унтер, замотанный так же, как и все, по глаза.

Сотня янычар, охранявших крепостной проход, раздалась резко в стороны, бормоча ругательства. Чума была страшным бедствием этих времен, выкашивающим зачастую целые территории и армии. Никому не хотелось рисковать, и провожаемые испуганными и брезгливыми взглядами подводы проследовали дальше к выходу.

– Ворота закрываются, ночь за стенами проведёте! – крикнул вслед похоронной партии командир янычар и плюнул им вслед. – Лучше бы и сами там остались, только заразу по крепости разносят! Закрывайте ворота! – отдал он команду дежурившим здесь же солдатам из вспомогательного войска. – И перед воротами ещё рогатки ставьте!

На крепость и её окрестности опустилась тёмная ночь.

Несколько вёрст до ближайших перелесков тянулись подводы со скрипом. Мычал какую-ту заунывную песню грязный солдат, сидящий на подводе, шаркали по снегу сапоги солдат. Чумные трупы нужно было хоронить подальше от крепости – именно это они ответили двум выскочившим из ночи татарским разъездам. Всадники шарахнулись в сторону и ускакали быстрее прочь.

Наконец-то показался нужный перелесок, Тимоха сделал ладошки рупором и прокричал в темноту филином. Через несколько секунд раздался такой же отзыв, и с боков дороги из темноты вынырнули белые тени.