Евгений Сурмин - Красный Жук

– То есть ты не шутишь, Командир?

– Если Советский Союз проиграет, то и товарища Сталина, и нас с тобой, и саму идею коммунизма так оболгут, что тебе и в страшном сне не приснится.

Так вот, Андрей, возвращаясь к ответственности. Не может мне товарищ Сталин поверить. Не имеет права. Этот год очень важен для реформы нашей армии. Крайне важен. Я тебе уже приводил аргументы против нападения Германии, а на другой чаше весов просто слова какого-то майора. А вдруг я ошибаюсь, и мобилизация спровоцирует Германию? Да ещё Англия пойдёт на сепаратный мир с немцами и тоже на нас навалится. Понимаешь, какие ставки? Может быть, на самом деле лучше перетерпеть первый удар, чем стать агрессором в глазах мирового сообщества? Вон Гитлера в 38-м на обложку журнала "Тайм" как человека года американцы поместили, а нас за Финляндию из лиги наций сразу турнули.

– Да уж, дела. И что, товарищ Сталин ничего сделать не может?

– Почему ничего. Ты, Андрюха, вокруг оглянись. Разве это ничего? Готовимся мы, и весь Союз готовится. Знаешь, обычно к товарищу Сталину ходят свою ответственность на него переложить. Пришёл, допустим, к нему командующий автобронетанковых войск посоветоваться, так мол и так, формировать нам танковые бригады лёгкими танками или на средние переходить, и что бы ему ни ответили, всё, с него взятки гладки, как партия сказала, так он и сделал. Понимаешь?

– А чё ж тут не понять? Я про Задиру доложил, а решение уже тебе принимать.

– Верно. А тут приходит молодой командир, чуть ли не вчера училище закончил, и говорит: «Делать нужно вот это и вот это, ответственность беру на себя». А я тебе скажу: ой не просто в Кремле своё мнение отстаивать. Я когда с Лаврентий Палычем говорил, то он для меня был просто большой начальник, а вот зайдя к Сталину, просто физически почувствовал как на плечи и голову давит. Каждое слово, сказанное в этом кабинете, это судьбы тысяч людей. Понимаешь? Тут уже товарищ Сталин не личность, а как бы функция – персонифицированная ответственность за весь Союз. Хотя словами не расскажешь, это надо пережить.

– Ну, Командир, может ты и молод, зато повоевал поболее многих, и звезду тебе не за красивые глаза дали. А скажи, какой он, Сталин, как человек?

– Да знаешь, я и не запомнил, доброжелательный вроде.

– Ну ты, Командир, даёшь. Был у самого товарища Сталина и ничего не запомнил.

– Почему, кое-что запомнил. Знаешь, какое он мне напутствие дал, когда направил инспектором в наркомат вооружения? «Будете, товарищ капитан, шилом для нашей бюрократии. А то некоторые ответственные товарищи как засели в кабинетах с мягкими креслами, так о своём геморрое думают больше, чем о деле». Так что, Андрюха, перед тобой боевое шило партии.

– Тебе смешно, Командир, а меня жуть берёт, как договорятся немцы с англичанами.

– Не боись, капитан, у товарища Сталина в трубке ума больше, чем во всей британской палате общин вместе с хитрованом ихним Черчиллем, который недогерцог Мальборо. Да и товарищ Молотов не лыком шит, не сомневайся, утрём нос капиталистам.

– Да я и не сомневаюсь, но своим теперь спуску не дам.

– Правильно. Ладно, давай на сегодня закруглимся, темно вон уже за окном.

– Хорошо, а то голова уже пухнет, столько ты на меня вывалил. По уму мне бы денька два обдумать всё хорошенько. Вот, например, почему ты Черчилля недогерцогом называешь?

– Это просто, он сын третьего сына седьмого герцога Мальборо, так что титул ему не светит. А кстати, Андрей, чуть не забыл, комиссара себе не ищи.

– Почему?

– Нашли его уже нам.

– Кто?

– Лев Захарович Мехлис!

Посмотрев на в очередной раз обалдевшего Андрея, Командир чуть кивнул головой.

– Ладно, пять минут роли не играют. Раз уж я тебе столько рассказал. С товарищем Мехлисом я познакомился в 1937-м. Осенью, перед самым избранием его членом Центрального комитета партии. Тогда он ещё был главным редактором "Правды".

– Охренеть.

– У тебя сейчас в голове вопрос: "Как?!" Отвечаю. Мы всем курсом написали в газету, разумеется, в "Правду", письмо, смысл которого был такой: рабочий прогульщик – тот же дезертир. И, можно сказать, попали в яблочко, наше письмо опубликовали, и оно стала своего рода катализатором компании по борьбе с тунеядцами, лодырями и прогульщиками.

– Ага, и тут без тебя, Командир, не обошлось! Небось, и идея твоя была. Помню я эту компанию, спорили до усрачки, многим тогда показалось, что больно уж круто партия гайки закручивает.

– Вот, а в начале 38-го Лев Захарыч стал начальником Политуправления Красной армии. Мы к тому времени несколько раз поговорили, так сказать, за жизнь, поделился я с ним мыслями, как вижу будущее вооружённых сил и какое место и роль там играют разведывательно-диверсионные подразделения. Думаю, ему интересно стало, что из моей затеи выгорит, вот и дали мне по окончанию обучения роту в Чите. Сам понимаешь, при его положении это одним звонком решалось.