Евгений Сурмин - Красный Жук

Всё время до лета 39-го года происходила ротация личного состава. Физически слабые и возрастные бойцы переводились в другие подразделения, а их место занимали те, кто предпочитал заниматься настоящей боевой подготовкой, а не умирать со скуки под жаркими лучами монгольского солнца. Во главе с политруком Сергеем Клычёвым значительную роль в подготовке личного состава сыграли коммунисты, которых в роте оказалось неожиданно много.

А потом была пусть локальная, но настоящая война. С настоящими потерями и настоящими героями. Очень тяжёлые рейды в тыл врага, где против красноармейцев играли и рельеф, и климат, и даже невозможность хоть на короткий срок выдать себя за японцев.

Взвод, набранный из бойцов с характерными лицами, одетых в форму армии Маньчжоу-Го и сносно говорящих на местном диалекте, провёл несколько успешных рейдов, а потом был практически полностью уничтожен. Вернувшиеся пять человек выжили потому, что в момент боестолкновения находились в арьергардном охранении. Они рассказали, что проезжающие мимо колонны броневики без видимого повода внезапно открыли огонь из пулемётов.

На чём взвод "Гоу" прокололся, так и не выяснилось, но Андрей знал, что Командир до сих пор считает этот эпизод одним из самых серьёзных своих провалов.

А в начале августа, возвращаясь из рейда и уже практически перейдя на советскую сторону, Командир сам был ранен в область левой лопатки. Каким-то чудом кость выдержала, и пуля, раздирая мышцы, ушла вверх. Казалось, что ранение не такое серьёзное, но рана быстро воспалилась, и уже наутро Командир метался в лихорадке.

Отловленный поблизости костоправ спрогнозировал отравление и смерть через пару часов. Поэтому на предложение странного монаха – то ли буддиста, то ли служителя какого-то древнего языческого культа – выходить умирающего у них в храме согласились от безысходности. Командир к тому времени впал в беспамятство и просто горел.

Так что когда через две недели бледный, но живой и с по-прежнему горящим взглядом Командир вернулся в строй, то странное и, мягко говоря, пугающее изображение неведомого бога, вытатуированное на его спине, показалось посвящённым приемлемой платой за жизнь.

А на то, что Командир перестал ходить в баню вместе с бойцами, солдатам по большому счёту было наплевать, у начальства свои причуды.

Август и начало сентября Андрей провёл, казалось, в одном нескончаемом рейде. Ушёл на повышение политрук Клычев, погиб командир 1-го взвода Азиз Белый. На Большую Землю в госпиталь отправили второго взводного, уроженца Читы с трудно произносимым бурятским именем.

Так возглавивший сводный взвод разведчиков Андрей неожиданно для себя выскочил из круговерти боёв заместителем командира роты.

После разгрома японцев на их роту, как и на всю армейскую группу, пролился дождь из наград. Не остался обделённым и новоиспечённый лейтенант Октябрьский. Орден Красного Знамени ему вручил лично командарм 2-го ранга Григорий Михайлович Штерн.

А потом была Польша. 17 сентября рота, посаженная на автомобили, совместно с 24-й кавалерийской дивизией и 22-й танковой бригадой перешла границу и устремилась вглубь польской территории. 15 тактических групп, по 5–7 человек, переодетых в польское обмундирование и с польским оружием, занялись дезорганизацией обороны. Через несколько дней, пронзив агонизирующую Польшу до половины, "разведчики" вступили в соприкосновение с немецкими частями. И самые надёжные, хоронясь даже от сослуживцев, сменили польские мундиры и конфедератки на фельдграу и приняли меры, исключающие попадание в плен. Сам Андрей...

– Андрей, ты чего завис? На, хлебни, пока льда нет.

На стол перед капитаном опустилась дымящая чашка и, судя по аромату, кроме кофе там была изрядная доля армянского коньяка.

– Командир, надо что-то делать! Надо товарищу Сталину доложить!

– Так доложил я.

– Когда?

– Когда нас в Польше свернули. Помнишь?

– Конечно.

– Вот после общения с Лаврентий Палычем меня к товарищу Сталину и вызвали.

– И что?

– Что, что. Андрей, ты что думаешь, товарищ Сталин первым делом поинтересовался у меня, когда фашисты на СССР нападут? "А скажите мне, товарищ старший лейтенант, а то мои маршалы не знают, когда у нас война начнётся. Да как будет разворачиваться приграничное сражение, не забудьте рассказать, а то Генштаб что-то мнётся". Так что ли? Ты сам поверил бы мне в 39-м? Молчишь? Правильно молчишь. И я бы не поверил. Никто бы не поверил. Тогда вопрос стоял, что с нами делать, просто из армии выгнать или всё-таки под трибунал.