Константин Каронцев - Реальность ловить нечем

Многим нравится быть в случайностях. А что такое случайность по своей сущности? Это – сценарий жизни.

Большинство ищет свет на своем пути, – они даже полусвет не видели. Легкие пути существовали всегда, а сложные в реальности нужно для начала проложить.

Человеку желающему помочь чем-то обществу, бывает сложно осуществить задуманное, ибо зачастую возникает множество препятствий, каких естественно ожидать, когда в его окружении существуют сопротивленцы, те, что свое целое давно использовали. Они помешают этому человеку творить свое и его привилегию притянут к себе. Они будут этим все разрушать для цветения своего гедонизма. Они растратили собственное право и чужим завладеть, является их стимулом. Их много от того, что слабостям им уступить бывает порой легче, чем превзойти ее.

Есть люди, которые знают правду, а есть те, что ее творят. Да будет их больше!

Порой в жизни время от времени задаешься вопросом: время уходит для того, чтобы мы помнили, или для того, чтобы забывали? Я думаю, что нужно не забывать для того, чтобы помнить какие ошибки совершать не нужно.

Запомни, прежде чем мы сумеем впустить в наши души свет, мы какое-то время почувствуем и ощутим беспросветный мрак.

Да посетит тебя оздоровления сознания!»

Она попросила увести из комнаты ее сына. Миссис Дахинсон беспокойно и суетливо взяла его, но та теперь воскликнула, что не надо его уводить. Она взяла его руку. Сын тихо и настороженно глядел на нее, а та шептала миссис Дахинсон:

– Он похож на него, да?

– Да, да, Луиза.

– Ну, уведи его, уведи… – уже молила утомленная женщина. Сына увели в детскую комнату. Миссис Дахинсон подошла к матери. Та лежала и вспоминала событие, виденное сейчас ею очень реально.

В прекрасном саду больницы, где она медленно выздоравливала после болезни, часто гуляла и умиротворялась покоем. Солнце особо и не выглядывало, плыли облачка, зато атмосфера была насыщена каким-то духовным богатством. Стоило в парке застать вечерние огоньки от фонарей и взглянуть на сумеречный лесок невдалеке, сердце начинало играть гармонию души.

Она присаживалась на скамейку и отдыхала. И тогда в октябрьский день скамейку занял – он. Его она до того вечера никогда не видела. Он в больничной одежде, немного бледный и от чего-то усталый. Луиза подошла к нему. На нее глянули карие, кроткие глаза. Их обладатель встал, не совсем крепко держась на ногах и улыбаясь, уступил ей место. Луиза не среагировала. В сознании его поступок должно не зафиксировался, ибо он привлек ее своей какой-то незащищенностью. Он выжидал терпеливо и робко и неожиданно качнувшись, невольно сел опять. Она тоже села и взмолилась, видя, что он встает. Его слабость странным образом придавала ей силы.

– Извините, – произнес он. – Я занял ваше место?

– Знаете, – призналась она со всей искренностью. – Вы появились, и я, почему-то чувствую себя лучше.

Он со смущенным добродушием, поблагодарил ее. И они познакомились. Она называла его – Бернард. Он поступил в больницу без сознания, измученный тяжким трудом, из которого он запомнил кирпичи и цемент.

Одинокость ощущалась им везде. Вечером он приходил в каморку и, размачивая черствый хлеб в кипятке, жевал, а затем валился спать замертво. Утром плелся к труду, вечером к фальшивому отдыху. Так он истощился.

Луиза жалела его и плакала. Болезненное состояние обостряло ее. Он не огрубел в скотском труде, словно у него была пасхальная душа. Да, руки его шершавые, мозолистые, неприятно бросались в глаза, но она держала их и внутреннее тепло Бернарда лилось в ее руки.

– Луиза, а может мы в раю? – Спросил он в ноябре.

– Где же ты был при жизни? – Спросила и она.

– А была ли у нас жизнь?

– Не забудьте, скоро обедать. – Сообщил один из санитаров, пробегавший мимо. Бернард прижался лицом к ее бархатным рукам.

– Прости меня, – говорил он. – Я такой уничтоженный, смею прикасаться к тебе.

И какая-то струна в душе у нее натягивалась.

– Не смей, не смей так о себе говорить. – Просила она.

Посидев, они отправлялись в столовую. Усаживались рядом и не спеша ели. А после – парк. Окрепшие, они ходили по нему, как что-то общее в мире.

В конце ноября ей сказали, что через два дня ее выпишут. Бернард грустно шел с ней по парку. Его еще не выписывали, да и что из того? Луиза не радовалась скорейшей выписке, ее отрывали этим от пасхальной души. А он обнимал ее руки и говорил, как прежде, что они в раю.