Константин Каронцев - Реальность ловить нечем

Застывшие люди со своими механическими ритуалами, действовали на Кита тягостно, ибо он чувствовал не истинную печаль, а выспренность обязательства. Вот священник произнес нужное для души покойного отпущение грехов и гроб стали заколачивать. Как легко предугадать действия собравшихся. Могилу закопают, и они разойдутся, впоследствии никогда не навещая ее, а лишь появляясь на кладбище, чтобы проводить кого-то из своей очереди. Вечером посплетничают, исковеркают имя умершего, ибо смерть его и не запала им в души. Они верны исполнению установленных ритуалов и благодаря этому спокойны, потому что они себя знают. А сущность Кита не может смириться со страшной обыденностью. С ее фальшивостью. Гроб сейчас опустят, это им известно, но они и не предполагают, что он Кит бросится на него, опускаясь с ним землю. И они оживятся.

И он растянулся на заколоченном гробе. Могильщики, опускавшие его с помощью веревок, не среагировали от неожиданного поступка мальчика и почти отпустили веревки, дав гробу с телом покойного и с живым на его верхе, перекоситься и соскользнуть вниз. Провожающие вернулись в свои души, испуганно крича и не понимая, что случилось. Какие-то дамы заплакали, кто-то затрясся. Более смышленые и расторопные завладели веревками, спустились в могилу, где скрючившийся и невредимый Кит, фиксировал в сознании реакцию людей. Те, кто спустился, как могли, отшатнулись от мальчика, словно видя призрак. Священник, наклонившись к ним, потерянно занес над ним крест и забормотал молитву.

Доктор Форсонди выписывал лекарства, от чего-то хмурясь. Ему мешал китайский болванчик, словно всем своим видом усмехаясь над ним. Отец мальчиков Альберт и его жена Маргарет, стояли невдалеке, словно ожидая приговор.

– Покажите мальчика психиатру. – Отодвигая в сторону болванчика, сказал доктор. Теперь он понял, что его больше всех в этом доме раздражает именно Кит. Чем именно для него было непонятно, но, по крайней мере, он знал, что не любит таких «серьезных» подростков. – Лечить его надо, мистер Сестени. И срочно. Его брат находится под его влиянием. Успокоительные таблетки я выписал. Но не тешьтесь. Я настаиваю на обследовании у психиатра.

Мать Кита не выдержала. Она по-другому узнала сына. Как-то дождливым вечером, застав его на террасе, она заметила, что он с интересом разглядывает почерневшее небо.

– Что ты там пытаешься высмотреть, чудо мое? – Ласково обратилась она к нему. Он подошел к ней и нежно прижавшись, ответил:

– Там нет людей, мама.

– Там есть бог. – Развела она руками.

– Если там нет людей, а есть лишь бог, то зачем ему одиночество?

Она совсем растерялась и пробормотала:

– Но с ним пребывают ангелы.

– А мне кажется, что мы верим в философский миф. – Горько вздохнул он и прошел в дом.

Тогда она по-новому взглянула на старшего сына, осознав, что он растет индивидуалистом и, следовательно, созревает для борьбы против угнетения его как личности. И вот первый звоночек прозвенел в лице доктора, и она жестко встала на сторону сына, решив за него бороться.

– Мистер Форсонди, Кит не будет обследоваться у психиатра.

– А что же… – муж тупо промямлил, скрывая от всех свой стыдливый взгляд. Маргарет продолжала высказываться:

– Я понимаю, что трудно объяснить поступок Кита, но все же очевидно, что его душевная чистота борется с нечистотами общества. Он выбрал способ самовыражения.

Доктор задергал верхней губой.

– На могиле почтенного мистера Одиса? Нет и нет, уважаемая миссис Сестени! Не выдумывайте глубин там, где все плоско. – И обращаясь уже к ее мужу, вынес приговор: – Пока не поздно, мы еще способны вылечить Кита.

– Так гуманнее, доктор. Так правильнее. – Поддакнул Альберт, теребя свой воротник рубашки.

– Общество бывшее на похоронах и его преподобие Катенс, потребуют отчета о психическом здоровье мальчика, и я миссис Сестени, – он выражал все более яростные нотки в своем голосе. – Отчитаюсь перед ними.

С ненавистью окинув его с ног до головы, она выбежала из кабинета мужа хлопнув дверью.

Вивиан страдальчески ходила по гостиной, прислушиваясь к накалявшейся атмосфере в доме. Кашель Гилберта доводил ее до умопомрачения. Тщетно стараясь сдерживать приступ, он тут же об этом забывал, находясь под впечатлением от личности Кита. Очевидно в такой глуши его душа рвется к каким-то неведомым для окружающих высотам. А местный доктор как глас общества, наделенный правом сказать, что мальчик болен, ибо люди иной причины не видят. То, что они знают, несомненно, здесь присутствует, а в понятия, существующие извне, вдумываться не стоит, ибо они чужды их мировоззрению. Травмировать внутренний мир мальчика они не будут, только подлечат.

Читать дальше