Алексей Борисов: Византиец. Ижорский гамбит

– Гюнтер Штауфен из Самолвы, – представился рыцарь распорядителям турнира.

Конь после речи хозяина вытянул левую переднюю ногу вперёд, правую согнул и выполнил поклон, изящно изогнув шею. Постояв так несколько секунд, повинуясь команде, лошадь приняла исходное положение, а затем, перебирая ногами, подобралась к трибуне боком. В этот момент в ложе привстала дама, поправила подушечку на лавке и, выпрямившись, подошла к краю перил, за которым начиналось ристалище. В руке женщины появился шёлковый шарф, который она тут же повязала на протянутую правую руку рыцаря. Шуба в этот момент распахнулась, и на груди красавицы золотом засверкал медальон на цепочке.

– Лисий Хвост? – пробормотал удивлённый Тороп.

– Победи его, Гюнтик. – Нюра чмокнула губами, посылая поцелуй возлюбленному.

Публика на трибунах не могла сказать и слова. Появление совершенно непривычного доспеха, манеры и поведение участника – всё было ново. Впрочем, из какой-то Самолвы. Иными словами из глуши беспросветной…

– Смотри, – перешёптывались горожанки, – платок на руку повязала. Не иначе, жёнка его. Вот молодец, мужа бережёт, вдруг рана какая?

Ермоген в этот момент прикрыл глаза. Иногда на некоторые мирские дела лучше не смотреть. Девушка воспитана, Святое писание знает, пост соблюдает, старших уважает, а то, что мужа любит, так это богоугодно. Пусть так будет.

Латинянин скис. И если поначалу Просперо обрадовался, что неповоротливый рыцарь станет лёгкой мишенью, то после кульбитов лошади и вёрткости соперника все видимые недостатки тяжёлого доспеха превратились в ощутимые преимущества.

– Просперо Колома, – назвал своё имя римлянин.

Лошадка не кланялась, искусство выездки не показывала, а двойная кольчуга с засаленной безрукавкой, усиленной редкими железными пластинами, и воротник с заклёпками, защищавший шею, свисающий с нелепого шлема, впечатления на смолян уже не произвели.

Всадники разъехались по своим местам. Сигналом к началу поединка станет звук боевого рога, о чём герольды предупредили ещё раз. Оруженосцы поднесли копья с трёхлучевыми наконечниками. Гюнтер что-то поправил на груди, ловко приподнялся на стременах, подбросил копьё в руке и поднял лошадь на дыбы. При этом конь разъярённо заржал, а после тягучего звука рога резко стал набирать скорость, переходя на галоп. Латинянин поскакал навстречу. Римский посол стал молиться про себя, заклиная всех святых даровать победу. За здоровье Просперо с него спросят в первую очередь.

Бабах!

Поединщики ударили друг друга одновременно. За первым звуком раздался треск. Древки не выдержали напряжения. Только Гюнтер поскакал дальше, а Просперо вылетел из седла. Удар латинянина был мощным. Копьё угодило в щит, прочертило борозду, скользнуло по стали воротника и разошлось волокнами. Штауфен тоже метил в щит, но наконечник зацепил окантовку и угодил точно в шлем. Турнирное ведро от удара вмялось, а шея…

Подбежавший к лежащему на песке рыцарю Ишая только развёл руками:

– Спондилолистез. Он скоро умрёт.

– Что ты там сказал, проклятый иудей? – Федериго хотел было схватить лекаря за грудки, но его остановили товарищи.

– Проклятый иудей сказал, что это называется «перелом палача». Дуга второго шейного позвонка сломана.

– Спаси его. Просперо – сын кардинала.

– Режьте кольчугу. Вот. – Ишая достал кусачки, расщепил несколько колец и, протянув инструмент одному из рыцарей, стал готовить бандаж.

Зафиксировав шею, раненого понесли на носилках в медицинскую палатку. Врач шёл за санитарами и выслушивал от Федериго сначала обещания золотых гор, затем угрозы, а перед самым пологом послышались проклятия. Стражник с рогатиной перегородил вход латинянину, а его напарник направил взведённый арбалет на скандалиста. Однако рыцарь не успокоился, обзывательства полились с новой силой. И тут Ишая не выдержал. Выйдя из палатки, он с укором посмотрел на римлянина, после чего зашёл обратно.

Тороп объявлял новых участников, под одобрительный гул толпы, жаждущей продолжения игрищ.

– Ликарио из Винченцы против Свиртила из… из Свиртила.

Литвин не на шутку завёлся во время словесной перепалки, когда они засвидетельствовали почтение князю и возвращались на исходные позиции. Только вмешательство стражи вынудило их разойтись. Разгорячённые, они ещё долго смотрели друг на друга, а потом обменялись интернациональными жестами, сопроводив их крепкими выражениями. Как ни противился римский посланник, видя полное фиаско своей затеи с турниром, будущего пирата и грозу Адриатики отговорить не смог. В свои восемнадцать лет Ликарио авторитетов не признавал.