А. Гасанов - 240. Примерно двести сорок с чем-то рассказов. Часть 1

… – Шестнадцать лет работаю тут, а такого ребёнка ещё не видела. Представляешь?.. И вроди хорошая девочка, аккуратная, косички всё время сама плетёт, и чистенькая, хоть и чурочка. А всё равно… Вот не лежит душа, хоть убей!.. Не лежит, и всё!.., – Раиса Васильевна поджимает губы: хоть убей!, – И не плачет никогда, и не жалуется. Другие вон как – воет с утра до вечера: мама! мама!, а эта – хоть бы что. С бабкой жила она в последнее время. Она и бабка её. Мамка нагуляла её, или что, бог их знает. Бабка померла, а её к нам, значит… Квартирку один «деловой» прибрал удачно. На пустом месте… Повезло человеку. Угу… Ты куда ложишь? Куда ты ложишь-то? Ты смотришь, куда ты ложишь?

– С девяносто третьего по девяносто восьмой, Раиса Васильевна. Вы ж сами сказали?..

– Да ты смотри, куда ложишь! Катя! Ну чего ты тут накидала? Так и я накидать могу. Куда ты суёшь-то?

– Вот карточки девяносто третьего… Я и кладу…

– «Кладу!”… Кладёт она!.. Ты посмотри, какого «девяносто третьего»?! Вот, смотри… И вот. И вот тоже! Где девяносто третий? Ты куда ложишь? И вот тоже!! Мне так не надо! Куда ты ложишь?.. Кладёт она!..

…Через полчаса в медкабинете приём. Раиса Васильевна и бестолковая практикантка Катя принимают «девяносто третьих для прививки».

… – Вот ты смотри сейчас, смотри. Масатова эта зайдёт сейчас сюда опять, и начнёт комедию ломать тут: «Посмотрите, какая я несчастная, люди добрые!.. Хоть мне и хреново, но я такая гордая и смелая. Хоть и сиротка я…». Вот смотри!., – Раиса Васильевна смеётся от души, и Катя вежливо поджимает губки, не понимая, как реагировать, – Представляешь; я ей на днях «хлористый» пять кубов вкалываю быстро-быстро, специально! Думаю, сейчас завизжит от боли. Нет!.. Молчит. У самой аж губы белые, на ногах еле-еле стоит, а терпит. «Посмотрите, как терплю я, хоть вы и быстро колете мне.» Представляешь? Вот смотри-смотри. Маленькая, а смотри-ко, дрянь какая… Следующий!

Куралай постучала и вошла.

– И зачем ты стучишь опять? Я же говорила тебе уже: если сказано «следующий!», то какой же дурак стучит? Ты по-русски понимаешь? А? Сюда иди. Чего там стоишь?

Раиса Васильевна оглядывается в сердцах на Катю, всем видом показывая: «Нет, представляешь?»

– Сюда подойди. Нет не сюда. Сюда. Ближе. Ещё ближе, бестолочь. Ближе, говорю! Не слышишь, что ли?.. Вот сюда, к столу. Ещё ближе!.. Как фамилия?

Куралай сглатывает, глядя под ноги:

– Куралай Масатова.

– Как?

– Куралай… Масатова.

– Ты громче можешь говорить?.. А? Громче можешь говорить, я спрашиваю?

Раиса Васильевна, сидя, подъезжает на стуле, придвигает лицо к самой голове ребёнка, и, выдержав горькую паузу, неожиданно громко спрашивает:

– А?!..

Куралай вздрагивает и цепенеет, втягивая шею. Катя застыла за столом.

… – Или ты по-русски говорить не научилась?, – Раиса Васильевна смотрит с сожалением, поджав верхнюю губу, – Чё ты молчишь-то? А? Ты чё молчишь-то всё время? А?..

Дальше длится тягостная минутная пауза, после которой Раиса Васильевна с силой отъёзжает от Куралай, и качает головой Кате, вздыхая:

– Нет, ну ты видела?

Повернувшись к девочке, Раиса Васильвна опять вздыхает обречённо и горько:

– Иди!.. Иди-иди, чтоб глаза мои тебя не видели. Одно слово – чурка, прости Господи… Следующий!

Куралай выходит, и Раиса пытается сосредоточиться на бумагах:

– Что за ребёнок такой? То ей – не так, это ей не эдак! Представляешь?.. «Аджикой» дети прозвали. А детей ведь не обманешь, Катя. Да! Дети мудрее нас. Аджика – она и есть аджика…

…«Аджикой» Куралай дети прозвали за частый ночной плач у окошка: «Аже, кайда сен?»*

– «Аже, кайда сен?«* (каз. яз.) – Бабушка, где ты?

****

Памяти деда моего, Скорбина Анатолия Леонтьевича.

…Верба росла на том берегу реки так близко к воде, что в жаркие и спокойные летние дни длинные и тонкие ветки её плавали в тёплой ряби, словно водоросли.

Течением они переплетались и распутывались, нежно полоскались, уходя в мутную глубину и вновь возвращались на солнечную поверхность.

Дерево было похоже на большую бледно-зелёную скирду сена. И если всмотреться внимательно, было видно, что раскинуло оно свои мощные ветви навесом поверх еле заметной скользкой тропки, уходящей в воду. Прямо возле комля удобная небольшая завалинка, просиженная кем-то. Знойный воздух не шелохнётся. Место вокруг тут открытое, всё пашни, да овраги меж них, и птицы редко залетают сюда. Ласточка любопытная расчертит зигзаг над вербой и улетит. Ни чего интересного!