Юрий Рудис - Хроники Порубежья

Князь Хадир невысок, любой из телохранителей выше его почти на голову, узок в кости, и лет ему много не дашь. Лошадь его бежит легко, словно не касаясь копытами земли, и так же легко скользит невидящий взгляд Хадира по лицам встречных людей, которые, узнав его, склоняют головы в приветственном поклоне. Но, обычно любезный и обходительный, князь не отвечает на поклоны. Три десятка дружинников, молодец к молодцу, следуют за ним. Беспечные и веселые в обычное время, теперь они хранят молчание, и ни смех, ни разговоры не примешиваются к топоту их коней.

Дорога, между тем, приводит к одинокому тополю, у подножья которого, в чаше вытесанной из цельного камня, бьет родник, незамерзающий даже в самую лютую стужу. А сейчас, в разгар лета, когда от зноя закипает кровь в жилах, вода его холодна как лед. Здесь развилка. Здесь дорога разделяется на девять троп, по числу богов, которым поклоняется народ Будж.

Самая наезженная и короткая тропа — к святилищу Будхи. Он — сильнейший. Каждый из богов повелевает какой-то стихией, кто — луной, кто — солнцем, кто — землей, кто — водой. А Будха, спящий на черном облаке, повелевает богами. Он властен над ними, как князь Хадир властен над другими князьями. Потому к Будхе больше всего людей идет со своими просьбами и мольбами. Но не каждому помогает главный бог. Спящий, он редко вслушивается в речи простых смертных, и только слова, сказанные Мазаем, служителем главного бога, всегда бывают услышаны.

Но сегодня Мазай Хадиру не нужен, видно нечего ему просить у Будхи. Княжеская лошадь сворачивает на самую узкую тропу, которую покрывает нетронутый слой пыли. Похоже, князь сегодня первый, кто оставит на ней свои следы. Ничего удивительного, о богине южного ветра Тха, люди вспоминают только ранней весной, когда снег еще покрывает степь. Оттого и служитель её, в отличии от дородного Мазая, худ как щепка, и куртка его, подбитая лисьим мехом, потерта как у простого кочевника.

Вот он, вылез из земляной норы, куда зарылся со своей богиней, словно крот. Стоит теперь, подслеповато моргая. Наверно уже сообразил, что за гость к нему пожаловал, но не сдвинется с места, ожидая, пока сам князь не подойдет к нему. Дальше дружинникам путь заказан, потому что будь ты хоть владыка земной, хоть самый последний бедняк, но при твоем разговоре с богиней может присутствовать только её служитель.

Хадир чтит старый закон. Спешившись, бросает поводья телохранителю, дальше идет один.

— Асаху доброго здравия желаю.

— Здравствуй, царь. Следуй за мной, — служитель, поднатужившись, тянет за медное кольцо, и массивная деревянная дверь, по всей поверхности которой вьется сработанная из бронзы виноградная лоза, проворачивается на металлическом штыре, открывая вход, ведущий в глубину древнего кургана.

Теперь предстоит спуститься по крутой каменной лестнице.

Хадир ставит ногу на первую ступеньку и слышит, как за его спиной закрывается дверь.

Первый раз в святилище богини Тха он попал еще совсем мальчишкой. Когда дверь, так же как сейчас, вдруг закрылась за его спиной и вокруг наступила кромешная мгла, он испугался, но не подал виду. Вынув нож из-за голенища, и затаив дыхание, спускался по лестнице вслед за служителем. К счастью, идти в темноте пришлось недолго, через двенадцать ступеней и несколько томительных секунд Асах, который и тогда казался стариком, открыл другую дверь, и Хадир узрел свет.

Святилище богини Тха оказалось совсем небольшим. Расстояние между стенами, обшитыми гладко выструганными досками, равнялось десятку шагов взрослого человека. Но потолок оказался неожиданно высоким, почти в три человеческих роста. Слабый свет фитиля, плавающего в блюде, наполненном каким-то ароматическим маслом, достигал только до толстых балок перекрытия. За ними мрак снова становился непроницаемым.

Зато изваяние богини, напротив, поразило Хадира тем, что едва доставало ему до плеча. Он не ожидал, что повелительница южного ветра окажется такой крошечной. Мало того, если бы не трепет, который он привык испытывать перед Тха, то она, скорее всего, показалось бы ему уродливой. Грубо вырубленная из базальта, с едва обозначенными мешочками грудей и тучными бедрами, с крошечной головой…Воистину, увидеть в этом красоту могли глаза только горячо верящего человека. К счастью, в детстве Хадир обладал горячей верой. Поэтому изваяние показалось ему прекрасным. Он застыл перед ним, окаменев от восторга, забыв убрать нож обратно за голенище, так и стоял, зажав его в кулаке.