Юрий Рудис - Хроники Порубежья

Протиснувшись сквозь толпу любопытных, Иван вдруг сообразил, что один из стоящих возле корабля, хмурый юноша с забинтованной головой, кого-то ему напоминает, а через пару секунд уже стискивал в объятиях Саню, который то улыбался во весь рот, то морщился от боли.

— Все наши живы?

— Все, все, — поспешил сообщить Иван и, не дожидаясь особого вопроса про Веру, сказал, что Вера теперь в порядке, ухаживает за ранеными, медсестра ведь как никак, а до того так убивалась по Сане, что крыша у ней совсем было съехала. Но теперь, тьфу-тьфу, все нормально. В своей простоте Иван полагал, что услышать такое о любимой девушке лестно всякому порядочному молодому человеку, и удивился, видя, как разволновался и расстроился Саня. — Иваныч, пошли к ней!

— Уже идем.

Но сразу пойти им не удалось, потому что тут с пьяными поцелуями налетел облепленный тиной и вывалянный в песке Митька, с которого ручьем стекала вода. — Саня! Последним пароходом! Орел! Ну, хотя кому-то повезло, — с присущей подвыпившим людям экзальтированностью кричал он и призывал немедленно отметить это дело. Услышав же, что Иван и Саня намереваются отправиться на поиски Веры, сразу сник, однако, чтоб не разрушать кампании, увязался за ними.

По дороге Саня поведал о том, как заметили его, бездыханного, проплывавшие мимо готфы, хорошие ребята, и приняли на борт.

— А они-то откуда взялись? — спросил Митька. — Их же вроде всех буджаки перебили.

— Эти отбились, — ответил Саня. — Да их всего ничего, с полсотни едва наберется. Старшим над ними князь Эльгард Румяный.

— Ага, — прикинул Митька. — Раз князь, значит, вероятный наследник престола. Не думаю, что Воробей сильно обрадуется. Он к готфам прохладно относится.

Хотя, с другой стороны, толку в этом престоле, когда подданных почти не осталось.

— Вот так оно всегда и бывает, — философски заметил Иван. — Народ уже, считай, что под корень извели, а наследники престола всё прибывают.

— Исторический факт, — согласился Саня. — Однако, Эльгард этот нормальный князь, прогрессивный такой. Да и права у него птичьи. Таких наследников сейчас по лесам бродит как собак нерезаных.

Принимая во внимание ожесточенность боев, выдержанных воинством воеводы Воробья, раненых должно было быть гораздо больше тех трех десятков, которых увидела Вера, когда впервые вошла в щелястый амбар, отведенный для их содержания. Уже потом ведун Махора, заправлявший тут, рассказал ей, что по воинскому обычаю, если человек чует, что рана смертельна, то он часто сам лишает себя жизни, чтоб не длить бесполезных мучений и не связывать собой руки товарищам. А какая рана считается тут смертельной, Вера знал и без Махоры. Практические любое полостное ранение не оставляло раненому шансов, то же самое и в случаях когда были повреждены внутренние органы. Хотя исключения, конечно, бывали. Их, на взгляд Веры, было даже чересчур много, объяснение чему следовало искать то ли в лекарском искусстве Махоры, то ли в природной крепости здоровья ратников.

На саму же Веру Махора и помогавшие ему пожилые женщины сначала смотрели настороженно, но через несколько часов, убедившись в её добросовестности и сноровке, отбросили предубеждение.

Вместо коек в этом импровизированном лазарете были застланные соломой повозки, загнанные в амбар. На них по двое, по трое лежали раненные. Погода стояла жаркая, но тут было прохладно. Свет же проходил сквозь дырявую крышу и широкие ворота, которые ради этого, а так же для притока свежего воздуха, держали постоянно открытыми. Привычным лекарям хватало, но человеку, вошедшему с улицы, какое-то время, пока не привыкнут глаза, казалось, что тут царит полумрак.

С утра, по-монашески низко повязанная темным платком, Вера тихой тенью сновала между повозками, поднося воду и меняя повязки. Её внимание всецело было отдано раненым, и она не обратила внимания на появление в проеме ворот нескольких человек, тем более, что солнце светившее им в спину, не позволяло разглядеть лица, а только темные силуэты, вокруг которых солнечные лучи сплетались в ослепительный ореол. Впрочем на них никто не обратил внимания, у каждого из раненных хватало родных и близких, которые не оставляли их без попечения и часто навещали.

— Ну, иди, — сказал Иван, подталкивая Саню в спину. — Там она.

Саня вошел в ворота. В прохладном сумраке просторного помещения, словно в музее колесного транспорта, стояли ряды повозок, в которых смутно белели пятна человеческих лиц, над которыми склонялись темные, какие-то бестелесные, фигуры.