Майкл Суэнвик: Джек-Фауст

Можно было сказать без хвастовства, что Фауст стремился к знанию, как любая живая душа. Но при этом он точно знал одно: он не знает ничего. Следовательно, бессмысленно искать помощи у местных умов; искать нужно повсюду, и в более низких, и в более высоких царствах, чем человек. И еще следует допустить, что знание, которое он обрел, существует еще и где-то в другом месте, а все его страстные попытки - ничто. Итак. Где?

Фауст не обольщался относительно возможности помощи свыше. Сострадающее и благодушное божество помогло бы ему уже много лет назад, когда, еще совсем молодой и гораздо более чистый душою, он алкал знаний столь же жадно, сколь и теперь. Ну что ж. Придется иметь дело с областями, сферами или силами, которые можно счесть порождением диавола или духами и созданиями, представляющими собой нечто за пределами его понимания простого смертного.

Если принять факт существования подобных созданий, то они должны быть в недостижимой для него области, существовать в реальности, недоступной для человека. В своих алхимических изысканиях Фауст работал с ретортами, перегонными кубами и плавильными печами, манипулируя едкими веществами, каустической содой и растворителями, применяемыми в горной промышленности и для окраски тканей. Еще он участвовал в исследованиях изнуренных тел проституток, как мужского, так и женского пола, жертвоприношениях животных, непристойном применении украденных облаток причастия в Черной мессе и иных гнусных ритуалах. В алхимии существовало две традиции, и он выискивал обряды и выспрашивал истолкование их - и платил за это; и не только металлургам, но и пробирщикам, и колдунам, лекарям-шарлатанам и учителям эзотерических традиций, последователям Гермеса Трисмегиста и почитателям святого Вольфа. И все это оказалось вздором. Он знал наверняка, что ни один из них не имел общения с теми союзниками, к чьей помощи он стремился.

Следовательно, эти союзники должны сами найти Фауста, раз уж он не способен вступить с ними в общение. А это означало вот что: если признать, что неудача категорически невозможна, ибо тогда все было глупостью и безысходностью, - они должны смочь отыскать его, ибо в противном случае контакт с ними вообще не состоится. Стало быть, ему необходимо обладать некой вещью или качествами, в которых заинтересованы эти существа или силы, будь это поклонение, или служение, или сама его душа. Но при этом в одной только Европе, должно быть, живут десять миллионов человек. А за ее пределами? Сколько их в Хинде и Катае, в Аравии, в Африке? Сколько людей в новой Индии? Невообразимое число. Что же он может предложить такого, чего не может никто из этих несметных легионов?!

Фактически, только одно: стремление действительно отыскать их.

Это делало его редкостным человеком, если не сказать - великим: не каждый способен разом отринуть закоснелые суеверия и предрассудки своего века, чтобы направить мысли к тем темным и погруженным в молчание областям, где умы подобных союзников ожидают его. И ожидают с волнением. Ибо такой человек должен быть для них ценной находкой.

Если они ищут такого, как он, и их мысли соприкоснутся во тьме с его мыслями, тогда можно заключить сделку. Он не нуждался в магическом идиотизме нарисованных линий или специальных устройств, равно как в глупых заклинаниях или жертвоприношениях. Нет необходимости даже покидать эту комнату. Он сможет победить во всем, добиться всего, здесь и сейчас. Для этого потребно лишь усилие воли.

Предложить он мог только самого себя.

Дрожь (предчувствие страха? Фауст не мог сказать) пронизала плоть. Комната показалась необъяснимо холодной. Он медленно раскинул руки.

Книга вывалилась из горящей стопки на каменную плиту перед очагом и, упав, раскрылась, а потом запылала еще неистовее. От нее густо шел дым, словно черное пламя, но Фауст не потрудился вернуть ее обратно в камин. Он неподвижно замер, удивляясь своей резкой и непостижимой неспособности действовать. Он не страшился проклятий. Равно как ни во что не ставил общественное мнение. Ничто не могло остановить его, кроме страха - страха, что его последовательный ход мысли неверен. Страха, что в ответ на предложение он получит доказательство своих заблуждений.

Он колебался очень недолго.

- Вот я, - с трудом выговаривая слова, произнес Фауст. - Я предоставляю себя тебе. - Ибо Фауст не имел иллюзий относительно своей роли; он знал, что он охотно поклонялся бы демонам, с удовольствием сослужил бы службу отвратительным чудовищам, если бы они того возжелали. Есть дерьмо, убивать детей - он бы сделал все, чего бы они ни потребовали. Он был готов на что угодно в обмен на…