Майкл Суэнвик: Джек-Фауст

Не более.

С детства вся страсть Фауста была обращена к знанию. Он жаждал составить в себе путеводитель по всем традиционным знаниям и учениям, прочитать книгу Природы - и тем самым постигнуть разум Творца, чтобы стать больше-чем-смертным, стать Маgister Mirabilis (знатоком всего) , который смог бы все синтезировать и открыть и таким образом вывести Человечество из сумрака суеверия, напастей и невежества, справиться с нищетой и уничтожить проклятие тяжкого труда, наводнить страны чистыми, белыми городами и объединить все это в государство с одним правителем. Этим правителем стал бы Разум.

Слишком поздно он осознал все безрассудство своих притязаний. Его молодость и деньги ушли безвозвратно, и не осталось ничего, чем можно похвастаться. Ничего, кроме книг, книг, книг…

- Черт возьми! - прошептал он.

На какой-то миг комната поплыла в жаре, и он увидел, как закачались тонкие белые свечи на похоронах его отца, словно буковые деревья на бездонных волнах Средиземного моря. Он увидел лебедей, взлетающих с ровной глади озера его детства, и ему показалось, что прошлое - сад, из которого тебя вышвырнули и куда ты больше никогда не вернешься.

В это мгновение в дверном проеме появился Вагнер, зевающий, с опухшим лицом, одетый в хлопчатобумажную ночную сорочку, хотя на дворе давным-давно стоял день. Протерев глаза от сна и дыма, он широко раскрыл рот, будто рыба. И внезапно окончательно проснулся.

- Магистр! - закричал он и, в ужасе всплеснув руками, подошел к чадящему пламени. - Что вы делаете?!

Фауст выудил из стопки книг под рукой том Галена. Остальное свалилось на пол. Он помахал книгой древнегреческого врача перед носом молодого человека.

- Вагнер, тебе когда-нибудь доводилось вскрывать человеческое тело?

- Господи Иисусе, никогда!

- Если бы ты вскрыл… если бы вскрыл… Некоторое время я служил в польской армии врачом. О, как много там было больных, и сколько я проделал операций! Во время турецких кампаний я зашивал раны и отпиливал ноги сотням людей! То, что ты выказываешь такой ужас перед неприкосновенностью мертвого, для меня совершенно непостижимо. Почему твоя нравственность не страдает от вида отрубленных органов живых людей, когда ты знаешь, что ничем не сможешь им помочь, и в то же время для тебя преступно и грешно взирать на неповрежденные органы тех, кто больше не ощущает боли? Уверяю тебя, куда больший ужас испытываешь, вскрывая тело, когда оно еще вопит.

Так, я провел серию исследований по происхождению недомоганий. И быстро обнаружил, что органы, описанные нашим старым добрым Клавдием Галеном, - вовсе не человеческие. Спросишь - почему? Да потому, что в своем свинском отношении к неприкосновенности человека старый плут изучал внутренности забитых свиней, каковую анатомию и перенес на тело человека. Свиней! И тринадцать сотен лет мы лечили людей точно свиней, а все только из-за слов человека, которые мог бы опровергнуть любой дурак с ножом и трупом.

- Не говорите так о Галене, господин учитель! Как и о величайших анатомах, которые божественно вдохновили отца врачей, что…

- Отца лжи, ты хотел сказать, - произнес Фауст, сжимая том Галена так сильно, что побелели костяшки пальцев. - Избавимся от еще одного лжесвидетеля, который больше не будет вводить людей в заблуждение!

И он швырнул книгу в огонь.

Вагнер с пронзительным криком бросился к камину. Учитель проворно оттолкнул его в сторону, схватил за руки и дико усмехнулся прямо ему в лицо.

- Мир станет лучше без этих шарлатанов, паразитов, аптекарей и цирюльников - пусть отправляются к женщинам-ведьмам и собирательницам корешков. Или, еще лучше, пусть никуда не отправляются вовсе! - С видом пренебрежения толкнув Вагнера обратно, он вцепился в другую книгу. - А-а, вот сокровище: «Комментарии» Аверроэса на Аристотеля в довольно сносном переводе с арабского, сделанном Жераром из Кремоны. - Он сладострастно погладил пальцем корешки красной кожи, отлично понимая, как его ученик желал бы углубиться в эту книгу. - Лжец пишет заметки о лжи другого лжеца. Да-а, безусловно, редкое злодеяние.

И с этими словами он замахнулся.

Вагнер в отчаянии воскликнул:

- Учитель, прошу вас, одумайтесь! Эти книги ценны, магистр, если и не своим содержимым, то хотя бы их стоимостью!

Фауст остановился и посмотрел на молодого человека.

- Сколько вам лет, герр Вагнер?

- Семнадцать, магистр.

- Значит, четыре года ты потратил на тривиум - грамматику, риторику и логику, предметы, не имеющие самостоятельной ценности, если не считать того, что они приводят в порядок и организуют человеческое мышление, облегчая дальнейшее обучение. И чему же ты научился?