Гарри Тертлдав - Агент Византии

– Проедем еще полмили, – сказал Василий. – Потом, если ничего не обнаружим, повернем обратно.

– Да, господин, – покорно согласился юноша.

Они ехали дальше; высокая трава доставала до щиколоток всадников, а то и до брюха лошади. Аргирос чувствовал себя беззащитным в длинной тунике из козьей шерсти. Он жалел, что оставил свою кольчугу: чжурчжени – убийственно ловкие стрелки из лука. Но бряцание кольчуги выдавало бы разведчика, да и тяжесть стали замедляла ход лошади.

Они пересекли небольшой ручей. В грязи на противоположном берегу виднелись отпечатки копыт: не лошадей, на которых ездили римляне, а неподкованных мохнатых степных лошадок.

– Похоже, здесь их было с полдюжины, – заметил Димитрий.

Он завертел головой, точно ожидал, что из кустов на него сейчас нападут конные чжурчжени.

– Возможно, это разведывательный отряд, – предположил Аргирос. – Основные силы, должно быть, ненамного отстали.

– Вернемся, – сказал встревоженный Димитрий. Он расчехлил лук и потянулся через плечо за стрелой.

– Не буду спорить, – ответил Аргирос. – Мы нашли то, что искали.

Ромеи развернули лошадей и отправились туда, откуда явились.

Гипостратиг, генерал-лейтенант, по имени Андрей Гермониак, невысокий человек с ястребиным лицом, настороженно выслушал доклад Аргироса. Вид у военачальника был угрюмый, впрочем, как всегда: у него болел желудок.

– Ладно, – сказал он, когда разведчик закончил. – Хорошая взбучка могла бы заставить этих разбойников держаться своего берега реки. Свободен.

Аргирос отдал честь и вышел из палатки начальника. Через несколько минут послышался звук труб, подавших сигнал тревоги. Точно на учениях, солдаты надели кольчуги и украшенные перьями шлемы, потянулись за копьями и луками, мечами и кинжалами; они выстроились, чтобы выслушать обращение генерала и помолиться перед битвой.

Как и многие солдаты, и особенно офицеры римской армии, Иоанн Текманий был армянином по крови, хотя говорил на усыпанном латинскими выражениями греческом языке без восточного акцента. По долгому опыту он знал, как следовало обращаться к солдатам.

– Что ж, ребята, – начал он, – мы бивали этих негодяев и раньше на нашем берегу Дуная. А теперь осталось завершить дело и преподать варварам урок, который они запомнят. И мы способны справиться с этим, клянусь моей бородой.

Эти слова вызвали среди солдат смех и веселье. Роскошная борода Иоанна наполовину скрывала его золоченую кольчугу. Он продолжал:

– Император доверяет нам и ждет, что мы прогоним проклятых кочевников от наших границ. Если справимся, я знаю, мы получим заслуженную награду; Никифор, да благословит его Господь, не скряга. Он вышел из солдатских рядов, известное дело; он не забыл, как достается хлеб солдату.

Отметив это, Текманий перешел к новым аргументам:

– Повторяю: если битва будет выиграна, вы свое получите. Не стоит грабить трупы чжурчженей и их лагерь. Вы и сами можете погибнуть, и подставить под смерть своих товарищей. Тогда кто будет гулять на ваши наградные?

Опять послышался смех, снявший напряжение, что и требовалось.

– Не забывайте: биться храбро и подчиняться офицерам. А теперь помолимся о том, чтобы Господь помог нам сегодня.

Священник в черной рясе, с собранными в пучок волосами присоединился к генералу возле переносного алтаря. Он осенил себя крестным знамением, Текманий и солдаты повторили этот жест.

– Kirie eleison! Господи помилуй!

Они пропели молитву еще и еще раз. То был гимн Трисвятого – песнь, которую повторяли вставая по утрам и вечерами после ужина.

– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!

После Трисвятой песни обычно следовали крики на латыни: «Nobiscum Deus! Господь с нами!» Но священник Текмания обладал воображением. Он не стал так резко завершать молитву, а вместо того пропел армии гимн великого мастера божественной поэзии, святого Муамета.

– Нет Бога, кроме Отца нашего, и Христос – Сын Его, – пел Аргирос вместе со всеми.

Муамет был его любимым святым и, вероятно, самым рьяным приверженцем церкви после Павла. Рожденный язычником в арабском городке в пустыне, он принял христианство, находясь по делам в Сирии, и уже не вернулся на родину. Он посвятил свою жизнь служению Христу, сочиняя один страстный гимн за другим, и быстро поднялся по церковной иерархической лестнице. Он закончил свои дни в сане архиепископа Нового Карфагена [5]в далекой Испании. Муамета канонизировали вскоре после смерти, и неудивительно, что его почитали как святого покровителя перемен.