Гарри Тертлдав: Агент Византии

Карр использовали полученные в колледже знания, чтобы глубже и правдоподобнее показать придуманные ими миры. В моем случае связь двух занятий еще крепче. Если бы я не читал научной фантастики, вероятно, я бы не приступил к изучению истории Византии. Я учился в старших классах, когда прочел классическую книгу Л.Спрэга де Кампа «Да не опустится тьма!», в которой автор отправляет современного археолога в Италию шестого века. Я попытался разобраться, что в книге было выдумкой писателя и что соответствовало действительности, и это увлекло меня. Остальное – уже история. Эта книга во многом опирается на мой академический опыт. Она описывает альтернативный мир четырнадцатого века, и в этом мире Мухаммед, вместо того чтобы основать ислам, во время торговой поездки в Сирию обращается к христианству. В результате не состоялись великие арабские завоевания седьмого–девятого веков, которые в нашем реальном мире распространили ислам от Атлантики до Китая. Римская империя (а ее в средневековый период развития в западной науке принято называть Византийской) не уступила завоевателям Сирию, Палестину, Египет и Северную Африку, не была вынуждена вести жизненно важные сражения в Малой Азии и защищать осажденный Константинополь, потеря которого грозила империи крахом.

Освобожденная от давления с востока империя активнее включилась в дела Западной Европы. За века она отвоевала Испанию у вестготов, Италию у лангобардов и южное побережье Франции у франков. Сохранившие независимость западные государства в равной мере завидовали Константинополю и боялись его.

На востоке судьба давнего соперника Рима, Персии, тоже претерпела изменения по сравнению с ее судьбой в нашем мире. Без арабского вторжения Персия осталась великой державой, расположенной к западу от Китая и способной соперничать с Византийской империей на равных. Иногда две страны сталкивались открыто; чаще же они маневрировали, чтобы обрести те или иные выгоды и создать трудности для соперника. Каждая держава продолжала мечтать о недостижимой окончательной победе.

Таков мир Василия Аргироса, солдата и агента империи. Возможно, этот мир консервативнее, чем наш, по крайней мере, он не претерпел столь критических перемен с классических времен. Но ни один мир не может существовать вечно, и Аргирос (как бы ни было печально) осознает это.

Последнее хронологическое замечание: византийцы нечасто использовали Рождество Христово в качестве начала отсчета времени. Etos kosmou (год мира) начинался первого сентября и заканчивался тридцать первого августа, счет велся от сотворения мира, которое византийские ученые датировали первым сентября 5509 года до Рождества Христова. Значит, год 6814 от сотворения мира, когда начинается действие книги, продолжался с первого сентября 1305-го по тридцать первое августа 1306 года.

Степь к северу от Дуная напоминала Василию Аргиросу море. Широкая, зеленая и волнистая, казалось, она бесконечно уходила на восток, до страны Серинды [1], из которой почти восемьсот лет назад великий римский император Юстиниан [2]похитил секрет выделки шелка.

Степь напоминала море и с другой стороны. Она служила идеальной дорогой для неприятелей. Веками волны кочевников набегали на границы Римской империи: гунны и авары, болгары и венгры, печенеги и половцы, а теперь еще чжурчжени [3]. Иногда границы не выдерживали натиска, и варвары прорывались через них, угрожая даже Константинополю, столице империи.

Усилием воли Аргирос отбросил мысли о море. Такие метафоры могли довести скакавшего верхом командира разведчиков до морской болезни.

Он повернулся к своему спутнику, светловолосому юноше из Фессалоник по имени Димитрий – его назвали так в честь святого покровителя города.

– Пока ничего. Проедем еще немного вперед.

Димитрий поморщился.

– Как скажете, господин. Не думаю, что эти черти рыскают где-нибудь поблизости. Может быть, нам стоит вернуться в лагерь? Я бы не прочь приложиться к меху с вином.

Димитрий соответствовал трем требованиям, какие предъявлял к разведчикам военный писатель Маврикий [4]: он был красив, здоров и бдителен. Однако рассудительностью не отличался.

Аргирос же не соответствовал первому требованию Маврикия. Его брови срослись на лбу сплошной черной полосой. Глаза сохраняли странно-печальное выражение как у святого с иконы или человека, которому рано довелось многое пережить. А ведь ему шел еще только третий десяток, и он был не намного старше Димитрия.

Читать дальше