Сергей Шхиян - Волчья сыть

— Нет, — ответил я. — Хочу стрельнуть по двору картечью. А у тебя что?

— Сторожей было двое, с ними все в порядке. Погоди, я сейчас к тебе поднимусь.

Он легко взбежал наверх, придирчиво осмотрел орудие и заряды.

— Ну, с Богом. Как спущусь вниз — пали.

Однако, я немного задержался с выстрелом. Кажется, человек в поединке одерживал верх над зверем, и пушечный выстрел мог ему помешать. Боец так и остался стоять на старом месте, только рогатина была теперь направлена не вниз, а торчала в груди медведя.

Тот натужно ревел, пытаясь дотянуться до противника своими страшными лапами, а человек крепко держал свое примитивное оружие в руках, не давая ему приблизиться.

Наконец, медведь понял, что так не достанет врага, и ударил лапой по древку рогатины, но и тут человек устоял, как-то сумел самортизировать могучий удар и не позволил сломать свое единственное оружие.

Этот порыв оказался последним, на что был способен медведь. Возможно, он сам приблизил собственную гибель, напоровшись сердцем на острый наконечник. Жалобно застонав, он отступил и упал на четыре лапы, потом припал брюхом к полу и, как будто обидевшись, спрятал морду между передних лап.

Ждать мне больше было нечего, и, пока все оставались на своих местах, я ткнул тлеющий факел в запальное сопло. Пушка негромко, тише, чем я ожидал, рявкнула, подскочила на месте и передо мной все заволокло облаком густого черного дыма.

Несколько мгновений стояла полная тишина, и вдруг двор огласился многоголосым воплем боли и ярости. Не теряя драгоценного времени, я втолкнул в ствол не один, а три мешка пороха, засунул пыж, утрамбовал его кулаком и впихнул в ствол три же мешка картечи.

Однако стрелять вслепую, пока не рассеется дым, не стал, ждал с фитилем в руках. Потом мне стало не до стрельбы и не до артиллерии.

— Григорьич! Помоги! — отчаянно закричал откуда-то снизу Иван и, отбросив фитиль, я скатился по лестнице вниз.

Тут творилось нечто невообразимое. На месте, куда я целился, валялись тела убитых, и от него во все стороны расползались раненные. Иван стоял почти посередине двора и, как заведенный, размахивал над головой своим бердышом, обороняясь сразу от нескольких нападавших на него гостей.

Тимофей гнался за улепетывающим приставом со своей палицей. Из клетки с убитым медведем выскочил победитель, спеша принять участие в бое. Я бросился на выручку к Ивану и, забыв про гуманизм и права человека, сходу зарубил двух оказавшихся у меня на пути гостей.

Иван, получив передышку, ткнул одного из нападавших острым концом бердыша и, пока тот с воем убегал, примерился, и раскроил от темечка до подбородка голову любезного помещика Аркадия Савельевича. Остальные вооруженные гости замерли на тех местах, где их застала наша кровавая атака, и побросали оружие, сдаваясь на милость победителей.

Оставшиеся в живых слуги разбегались по службам, спасая жизни. Казалось, все было кончено, и победа осталась за нами, как вдруг из терема выскочил натуральный «витязь в волчьей шкуре», сам виновник всех несчастий Иван Иванович Вошин.

Похоже, что крыша у него съехала окончательно, и он вправду возомнил себя то ли волком, то ли оборотнем. Он был совершенно голый, только на плечах у него была накинута шкура убитого в имении волка с отрубленной лапой, а на руки были надеты перчатки с кривыми стальными когтями-клинками вместо пальцев, — вероятно, изделие какого-нибудь средневекового кузнеца-извращенца.

Вошин выскочил на середину двора, закинул голову к появившемуся уже месяцу и завыл по-волчьи.

Отвыв свое, он поднял вверх угрожающе разведенные руки с когтями и начал, мотая из стороны в сторону внушительными гениталиями, отплясывать посередине двора «танец смерти». По сравнению с нашими полосатыми рожами, сияющими мечами и бердышами, шаманские прыжки управляющего смотрелись жидковато. Тем более, что у Ивана Ивановича сложение тела было не атлетическое, а сыто-кругленькое, и на «князя мглы» он никак не походил.

Теперь, после всех кровавых событий, такой дурацкий маскарад мог испугать разве что ребенка. Тимофея, уже догнавшего пристава и спешащего назад, Иван Иванович не только не напугал, напротив, заставил броситься к себе со всех ног, чтобы помешать победившему медведя гладиатору заодно расправиться и с фальшивым волком.

Однако он слишком увлекся погоней за «оборотнем в погонах» и упустил свой шанс сполна насладиться местью. Иван Иванович, введя себя в раж, вероятно, совсем потерял ориентацию во времени и пространстве, потому неразумно бросился на первого, кто попался ему на пути, гладиатора, не испугавшегося настоящего медведя, человека, у которого вопросов к нему было не меньше, чем у Тимофея.