Александр Михайловский - Октябрь - Однажды в октябре. Время собирать камни. Вся власть Советам!

А потом… Потом что-либо делать гайдамакам и местным так называемым красногвардейцам было уже поздно. Наши части были везде. К восьми часам утра, когда наш штабной поезд прибыл на станцию Одесса-Главная, основные силы гайдамаков были блокированы у Пересыпи, а их казармы у Большого Фонтана и штаб в Английском клубе были взяты штурмом после короткого, но интенсивного обстрела из пушек БМП.

Бронированная машина с пушками калибра сто миллиметров и автоматической тридцатимиллиметровкой – это серьезный аргумент против тех, кто занял оборону даже в приспособленном для этого здании. Здесь не помогут даже пулеметы, поливающие длинными очередями из окон полуподвала и с чердака. Несколько снарядов, очередь из автоматической пушки… Артобстрел из БМП завершился ожесточенной перестрелкой и серией разрывов гранат.

Все было закончено менее чем за полчаса. Вожди гайдамаков, доктор Луценко и подполковник Поплавко были убиты, полковник Мазуренко и профессор Чеховский взяты в плен.

При захвате Английского клуба в полном составе был разоружен и задержан студенческо-гимназический отряд националистов «Одесская Сичь». Нет, мы не собирались расстреливать этих «юношей со взором горящим», но в классы и аудитории они уже не вернутся никогда. На нашем севере есть много работы. Надо строить железную дорогу, новые города, лес пилить и уголь на том же Шпицбергене добывать. Пусть горячие хлопцы немного остудят свой пыл за Полярным кругом. Да и остальным пленным, после тщательной сортировки, тоже будут предложены туры по всей Руси великой. Мест, где нужно ударно трудиться во благо народа, у нас найдется много.

К десяти часам утра вялая перестрелка в городе продолжалась только где-то у Сортировки. На нашу сторону перешли стоявший на станции Одесса-Товарная броневагон «Заамурец» и Одесское военное училище. Остальные же воинские части и стоящие в порту корабли объявили о своем нейтралитете.

Первая часть дела была сделана. Организационные структуры националистов были разгромлены, а город, охваченный сетью патрулей, оказался под полным нашим контролем. Осталось разобраться с Румчеродом и местными «революционерами». Этот вопрос товарищ Фрунзе взял на себя. День обещал быть интересным…

7 декабря (24 ноября) 1917 года, утро. Одесса. Итальянский бульвар, здание ОВУ

Генерал-лейтенант Леонтович Евгений Александрович

Да-с, дожил я до пятидесяти пяти лет, почитай всю жизнь отдал службе царю и Отечеству, и вот оно… На старости сподобился узреть конец света и гибель всего, что было для меня свято. А что еще остается делать, если страна, любимая и Богом хранимая, еще вчера бывшая для вас раем земным, превращается в ад? Кругом хаос, беззаконие и какие-то мерзкие богопротивные хари, как у Николая Васильевича Гоголя в повести «Вий».

Все это происходило с февраля по сентябрь этого страшного 1917 года. Каждый день бедлама, называемого почему-то демократией, все больше и больше погружал Россию в хаос. Армия превратилась в какое-то стадо, агрессивное и безумное. Попытка генерала Корнилова навести хоть какой-то порядок привела к еще худшим результатам. Тогда мне казалось, что дальше уже ехать некуда. Но я ошибался.

В октябре до нас дошли вести, что в Петрограде ненавидимый всеми порядочными русскими офицерами краснобай и фигляр Керенский неожиданно подал в отставку. Новость эта вызвала у меня и моих знакомых противоречивые чувства. С одной стороны, все были лишь рады тому, что этого презираемого всеми адвокатишку пинком вышибли из Зимнего дворца. С другой стороны, перед тем как быть вышвырнутым за ненадобностью, этот шут гороховый не нашел ничего лучшего, как передать власть не кому-нибудь из достойных и ответственных людей, а мало кому известному большевику Иосифу Сталину. Нам тогда показалось, что пришел конец того, что еще оставалось от России. Теперь пробравшиеся во власть агенты Германского генштаба откроют немцам фронт, и…

А вот этого как раз и не произошло. Дальнейшие события в Петрограде повергли меня и моих друзей в полное недоумение. Мы видели вокруг себя каких-то дикарей, люмпенов, откровенных бандитов, именующих себя тут, в Одессе, большевиками. Мы видели творимые ими беззакония, грабежи, убийства, погромы. Одетые в черные тужурки и увешанные оружием дети аптекарей и торговцев с Подола, словно маньяки, требовали крови, диктатуры, «революционного насилия над эксплуататорскими классами». Между прочим, и над нами, офицерами.