Алексей Волков - Штык и вера

Недавний хозяин выглядел изумленным и испуганным одновременно. Он явно силился сказать нечто важное, только никак не мог справиться с непослушным языком.

Да что это с ним?! Или знакомого встретил? Но откуда у бывшего солдата знакомые, при виде которых бросает в дрожь?

Орловский повернулся к прибывшему командиру. Нет, где-то он его определенно видел, причем на мгновение. Хотя в полутьме и не разобрать…

– С кем… – начал было подполковник и не окончил.

Глупо задавать общепринятый вопрос одному из тех, кто ни в грош не ставит честь и всего, что пусть косвенно связано с этим понятием.

– Командир отряда по борьбе с контрреволюцией… – твердо с прибалтийским акцентом заговорил прибывший.

При звуке его голоса что-то вновь забрезжило в памяти.

– Это Янис… – прерывая говорившего, выдавил из себя Степан Петрович.

Глаза командира полыхнули знакомым красноватым блеском. Георгию сразу вспомнилась Рудня, несчастные пассажиры, из-за собственной трусости послушные воле бандитов, слова пленного об ожидающей их судьбе…

Разбираться, что и как, не было времени. Янис стоял в двух шагах от Орловского, его люди успели заполнить почти все пространство, перемешаться с солдатами.

Винтовка висела у Георгия на плече, да и какой в ней толк в подобной толчее? Кобура с маузером была закрыта, про кольт в кармане Орловский даже не вспомнил. Лишь стоял, понимая, что исправить ничего уже нельзя и это последняя ошибка.

Все словно застыло. На каждое пустяковое движение у людей уходило столько времени, что его с запасом хватило бы на разработку самой сложной операции, да вот, не думалось…

Губы Яниса стали медленно расплываться в зловещем оскале. Под ними обнажились не по-человечески длинные клыки. Правая рука латыша стала тихонько подниматься для удара, только заканчивалась рука не кистью, а, скорее, звериной лапой с вытянутыми острыми когтями…

Это было похоже на кошмарный сон. И, как в кошмарном сне, не слушались мышцы. Орловский неподвижно стоял и смотрел на двинувшееся к нему чудовище, еще несколько секунд назад игравшее роль командира.

Конец! Пришедшее на ум слово было пронзительно ясным, но даже оно не заставило Георгия сдвинуться с места.

А в следующий миг Яниса заслонила чья-то широкая спина, и время сразу пошло в прежнем темпе.

Теперь Орловский не мог видеть своего врага. Зато он мгновенно понял бросок Степана Петровича, пытавшегося прикрыть его своим телом.

Зачем?!

Из шеи бывшего солдата фонтаном брызнула кровь. Он стал заваливаться в сторону, беззвучно, будто не чувствуя боли, и за ним показалась зловещая морда атамана.

Но ступор уже прошел. Рука без подсказки схватилась за рукоять шашки, дернула ее из ножен.

Отточенное лезвие взмыло вверх, со свистом описало круг и с разгона врезалось чуть пониже атаманской головы.

Сила удара оказалась такой, что клинок проскочил шею словно нематериальное облако.

Голова Яниса подскочила и, поворачиваясь в воздухе, полетела вдогонку падающему солдату.

– Бей банду! – крик вырвался у Орловского сам, только этого показалось мало, и он довершил его диким ругательством.

Кто-то уже бросился друг на друга, однако большинство никак не могло прийти в себя. Кто-то ничего не понял, кто-то и не увидел, кто-то элементарно растерялся, не знал, спасаться или нападать.

Это касалось обеих сторон. Солдаты не ожидали нападения, бандиты – мгновенной смерти главаря.

– Бей! – Орловский подскочил к ближайшему разбойнику и с коротким замахом погрузил клинок сверху в плечо.

Где-то в другом конце, леденя кровь, раздался вопль ужаса, чуть ближе кто-то взвизгнул от боли, и схватка вмиг стала всеобщей.

Едва не две сотни людей в ограниченном пространстве завязали жестокий бой, в котором все средства были хороши и все – недостаточны.

В страшной давке оказались бесполезными винтовки. Мало кто из противников имел с собой револьверы. Еще меньше было тех, кто догадался пустить их в ход. В основном люди просто били друг друга, старались задушить, впивались зубами в горло… Кто послабее, отказался от борьбы, был сбит с ног и затоптан, остальные же боролись с такой яростью, словно в их душах отродясь не было ничего человеческого…

И никто никогда не рассказал бы, что делал и как все происходило. Разум молчал…

– Еще десяток верст, и будет Смоленск. – Дзелковский на правах проводника ехал с головным дозором.

– Тихо! – прервал его находившийся тут же Канцевич, останавливая коня.