Марианна Алферова - Соперник Цезаря

— Дождь… — вздохнул Клодий, стоя под навесом вестибула [23] Вестибул — площадка или дворик перед входом в дом, ограниченная с боков крыльями дома. и кутаясь в толстый простонародный плащ с капюшоном.

Впрочем, дождь заканчивался — уже последние капли стучали по мостовой, да шумела вода в водостоках, убегая в Большую клоаку, а оттуда — в зеленые воды Тибра.

В разрывах туч мелькало синее небо. Клодий плотнее закутался в плащ и зашагал мимо глухих стен особняков, лишенных окон и однообразно повторявших друг друга. Различия вносили лишь вестибулы, одни — украшенные колоннами, другие — росписью или трофейными щитами. Несмотря на дурную погоду, на улицах царила суета — сновали слуги, носильщики, почтари, даже знатные куда-то шествовали, накинув поверх тог толстые плащи. Уже спустившись с Палатина, Клодий нагнал лектику, [24] Лектика — парадные носилки. которую неспешно несли восемь темнокожих рабов. Неожиданно занавески носилок дрогнули, высунулась полная обрюзгшая физиономия. Брат Аппий! Какая встреча! Интересно, куда направляется старший брат? Может быть, к Лукуллу за Город, вкушать жареных дроздов? Но первым вопрос задал Аппий:

— Ты куда?

Носильщики тут же остановились. Остановился и Клодий, откинул с лица капюшон.

— Прогуливаюсь, — последовал неопределенный ответ.

— Сатурналии еще не начались! — Аппий так и кипел, он даже протянул руку, будто собирался схватить Клодия за плащ. — А ты расхаживаешь в этих серых рабских тряпках! Постыдился бы! Ты — патриций! Где твоя тога?

— Еще не Сатурналии? — почти искренне удивился Клодий. — Как жаль! Люблю повеселиться от души! Это же замечательно, когда все равны, и не надо делить людей на рабов и господ; можно пировать, обнимая одной рукой хорошенькую рабыню, а другой — хорошенькую матрону.

— Ты пьян!

— Ничуть. Пьян я был вчера и буду сегодня. Но в промежутке между вчера и сегодня я трезв. — Клодия забавляла Аппиева злость.

— Ты позоришь род Клавдиев!

— Братец, что с тобой? С чего ты решил меня воспитывать? Мне двадцать восемь, наш отец скончался, и в правах мы с тобой равны.

— Ты пьянствуешь в тавернах с рабами. Всякий сброд у тебя в друзьях! Твое место в лупанарии! [25] Лупанарий — публичный дом.

— Я не против. Там порой попадаются милашки, одна беда — у них такие тесные клетушки! Одну смугляночку из Вифинии я выкупил и выделил ей в своем доме покои попросторнее.

— Прекрати фиглярствовать! Ты… — Аппий замолчал, сообразив, что их перебранку слышат рабы-носильщики.

— Ну да, ты мной недоволен, я понял, — кивнул Клодий.

Тут опять хлынул ледяной дождь.

— Э, так не пойдет! — возмутился Клодий. — Ты читаешь наставления, сидя в лектике, а мне прикажешь слушать поучения и мокнуть?

Аппий нахмурился, будто, в самом деле, был готов разразиться очередной гневной тирадой, но потом вздохнул и отодвинулся в глубь носилок. Клодий запрыгнул внутрь, снял мокрый плащ и, свернув, сунул под ноги.

— Скажи носильщикам, чтобы шагали к таверне «Свиное вымя», — велел Клодий. — Там, кстати, подают отличные свиные колбаски. Не хочешь попробовать?

Аппий брезгливо скривился.

— Не хочешь? Жаль. Могли бы пообедать вместе.

— Счастье, что наш отец не видит тебя из царства Дита, — вздохнул Аппий. — Он бы опечалился, он бы рыдал непрестанно.

— Да ладно тебе! — Клодий взъерошил ладонью свои великолепные каштановые кудри. — Счастье, что он не видит нашего тупоголового братца Гая, а то бы, в самом деле, обрыдался. Гай так глуп, что даже не сумел ограбить вверенную ему провинцию. Ты читал жалобы, что на него подали? Это занятней речей Цицерона. Теперь его осудят — вот увидишь. Если ты не сунешь пару миллионов кому надо.

— Публий!

— Ты первый потревожил память отца.

Аппий нахмурился еще больше, отчего в лице появилось что-то обезьянье, хотя в юности Аппий был почти так же красив, как и младший брат:

— Публий, если ты не прекратишь ночные попойки и драки в тавернах, мои выборы окажутся под вопросом!

— Он волнуется за свои выборы! Братец, ты, кажется, забыл, что за тебя будут голосовать мои друзья из «Свиного вымени». Больше, извини, некому.

В этот момент носильщики остановились перед таверной, вывеской для которой служило изображение огромной свиньи. Клодий нырнул в дверь, из которой пахнуло теплом, пряностями и дымом.