Дмитрий Шидловский: Орден

Чуть дальше Артем подошел еще к одной крепостной стене. Очевидно, это была внутренняя стена, отделявшая старый город от нового. Пройдя в не охраняемые никем ворота, Артем попал в классический средневековый город. Бревенчатая мостовая заканчивалась прямо перед воротами, а сразу за ними начиналась другая, выложенная булыжником. Немецкие домики теснились стена к стене, а вдоль улицы была прорыта неглубокая канава, в которой текли нечистоты. Вонь стояла такая, что Артем невольно зажал пальцами нос. Какая-то женщина в чепчике открыла окно и выплеснула содержимое горшка прямо в канаву.

Артем пошел по улице, осматривая дома. Через несколько шагов он прошел мимо небольшой католической церкви. Все увиденное очень напоминало любимый им Таллин. Только не было еще вылизанных мостовых, а по улицам ходили люди в изрядно потертых средневековых одеждах. Сзади раздалось цоканье железа по камню, и Артем с трудом выскочил из-под копыт коня скачущего во весь опор рыцаря. Добро пожаловать в Средневековье.

Улочка вильнула, и Артем вышел на рыночную площадь. Все ее пространство занимали теснящиеся лотки, на которых русские и немецкие торговцы разложили разнообразные товары. Присмотревшись, Артем увидел, что рынок подразделяется на несколько секторов, в каждом из которых торгуют товарами определенного вида. В одном конце рынка торговали булками, в другом – мясом, в третьем – кузнечными товарами и так далее. На противоположной стороне площади Артем разглядел странное здание, выложенное из серого булыжника и увенчанное высоким шпилем. Он подошел к русскому мужику, торговавшему бубликами, и, указав на здание, спросил:

– Что это?

– Ратуша, – удивился мужик. – Купи бублик.

Поняв, что продолжать с мужиком разговор, не покупая у него ничего, будет проблематично, Артем поспешил покинуть собеседника. Протолкавшись через площадь, он нырнул в узенькую кривую улочку, начинавшуюся за ратушей. Пройдя по ней минут пять, он неожиданно вышел на еще одну, меньшую площадь. Здесь велось строительство огромного собора. Стены, украшенные замысловатой резьбой, поднимались еще только на четыре—шесть метров над землей, но уже сейчас было видно, что это будет грандиозное сооружение. На лесах и вокруг копошилось множество работников. «Еще одна стройка на двести лет, – подумал Артем. – Много же у них времени». Он свернул на улочку, примыкающую к площади справа, и вскоре вышел к тому замку, который заприметил еще от двора отца Александра. Замок был окружен глубоким рвом, а у входа, за разводным мостом, стояли два грозного вида стражника. Сложенный из крупных камней, замок вздымался невероятной глыбой, давил сумрачной тевтонской мощью, щерился прорезями узких бойниц и просветами между зубцами серых стен. Господствовала надо всем этим высокая башня – на вершине ее развевался зеленый флаг с изображением неведомого зверя, вставшего на дыбы. «Не то дракон, похожий на льва, не то лев, похожий на дракона», – хмыкнул Артем.

Свежий ветерок и повышенная влажность указали на близость воды. Артем свернул налево и начал обходить замок вдоль рва. Вскоре, миновав ворота еще одной стены, он вышел из города и попал в порт, шумевший на берегу реки. Пройдя на пирс, Артем увидел ширь невского простора. Справа было видно, как в паре километров за замком река делала резкий поворот. Там было самое широкое место. На противоположном берегу шумели леса. Справа, за замком, в Неву впадала небольшая речушка, ставшая частью замкового рва. Охта, догадался Артем. Теперь все стало ясно. Здешний Санкт-Петербург разместился выше по течению, чем то место, где заложил его царь Петр. Сейчас Артем стоял на правом берегу Невы – там, где в его мире находился Охтинский мост.

Потекли дни. Артему не сильно докучали вопросами. Народ здесь чужими делами мало интересовался. Или демонстрировал такое отношение. Хотя дел тут у всех было полно. Ремесло, торговля, служба в церкви. С Артема ничего не требовали, ничего не спрашивали. Только исправно приглашали на трапезы и на службы в церковь. Артем все пытался понять, каков его статус, и через некоторое время обнаружил, что для его положения в местной социальной иерархии есть четкое место – убогий. То есть человек, ремесла не имеющий и живущий милостью окружающих. Накормить его и кров дать – дело богоугодное, а там пусть живет как хочет. Когда услышал впервые про себя: «убогий» – как плетью удар получил. А потом понял: и вправду он здесь убогий. Ну да ладно, убогий – он «у Бога».