Дмитрий Шидловский - Великий перелом

Полицейские микроавтобусы выскочили из-за поворота и перегородили улицу. Толпа подалась чуть назад, встала плотнее. Оказавшийся в первом ряду Янек поднял повыше плакат с красно-белой надписью «Солидарность» и что есть силы закричал:

— Убирайтесь прочь, коммунистические свиньи!

— Граждане, приказываю вам немедленно разойтись, — раздался жесткий скрежещущий голос из динамика, установленного на одном из микроавтобусов. — Демонстрация запрещена администрацией Варшавского воеводства. Лица, не подчинившиеся приказу, будут арестованы, и на них будет наложено взыскание.

Демонстранты ответили незримому оратору шквалом проклятий. И тогда полиция пошла в атаку. Ловко орудуя дубинками, полицейские пробили бреши в толпе и принялись вырывать из нее отдельных демонстрантов и тащить их к автобусам с металлической сеткой на окнах.

К Янеку подскочил один из полицейских, вырвал у него из рук плакат и бросил на землю. Озверевший Янек тут же нанес нападающему мощный удар ногой в живот и со всей силы ударил рукой по пластиковому щитку, закрывавшему лицо. Бронежилет и шлем выдержали, но не ожидавший такого отпора полицейский повалился на спину.

Драчуна заметили. Мгновенно трое полицейских из отряда специального назначения окружили парня. Он еще успел достать одного из нападающих боковым ударом ноги, когда удар дубинки заставил его колени подогнуться.

Янек упал на мостовую. Полицейские тут же подхватили его, заломили руки за спину. На запястьях щелкнули наручники. Кто-то несильно ударил парня в солнечное сплетение: мол, остынь.

— Этого в третий автобус, — распорядился оказавшийся рядом капитан.

— Ты, московский прихвостень! — задыхаясь, крикнул ему Янек. — На коммунистов работаешь, песья кровь.

— Что?! — Капитан со всей силы влепил Янеку оплеуху, так что у парня зазвенело в голове. — Этого, белобрысого, ко мне в кабинет. Я ему объясню, кто московский прихвостень.

Когда его ввели в кабинет капитана, Янек заложил руки за спину и, изображая бойца Армии крайовой на допросе в гестапо, надменно воззрился на сидевшего перед ним офицера.

— Та-а-к, — протянул капитан, заглядывая в лежащий перед ним листок. — Ян Чигинский. Пятнадцать лет. Родители неизвестны. Принят на воспитание семьей Гонсевских, проживающих: Варшава, улица. ну это не важно. Активный участник акций профсоюза «Солидарность». Неоднократно замечен на запрещенных демонстрациях. Восемь задержаний, в том числе за распространение листовок, содержащих клевету против ПОРП [1] Польская объединенная рабочая партия. и правительства Польской Народной Республики. Так это ты меня московским прихвостнем назвал?

— А кто же вы такой? — презрительно усмехнулся Янек. — Вся Польша за независимость от Москвы встала. Только вы с вашим Ярузельским в коммунистическое болото тянете.

Капитан встал и нервно походил по кабинету.

— Ты шестьдесят седьмого года рождения, — произнес он. — Стало быть, шестьдесят восьмого года не помнишь.

— А что шестьдесят восьмой? — усмехнулся Янек. — Мы-то не чехи. Это их австрийцы гнули, как хотели, Гитлер оккупировал без боя. Советы танки ввели, а они лишь утерлись. Польша за свою независимость всегда сражалась.

— Да, черт побери, сражалась! — Капитан рявкнул так, что у Янека зазвенело в ушах. — И теряла своих лучших сынов. Ты думаешь, Советы разрешили бы нам выйти из-под своего контроля? Ты думаешь, они остановились бы перед тем, чтобы ввести сюда танки? Ты думаешь, они побоялись бы залить всю Польшу кровью? Ты думаешь, Запад поможет нам хоть чем-нибудь? Ты думаешь, я хочу, чтобы Польша стала вторым Афганистаном? Может, тем, что генерал Ярузельский ввел военное положение, он как раз и спас польскую независимость. Подумай об этом, мальчик.

Янек стоял потупясь. Что-то в словах капитана смущало его. Нет, Янек точно знал, что во всем прав Лех Валенса, что коммунистов надо гнать из Польши поганой метлой. Но все же червь сомнения зашевелился в его душе. Капитан спецотряда полиции, только что разогнавшего митинг, и не думал читать арестованному лекцию о светлом будущем Польши под руководством ПОРП. Это был такой же патриот, как и Янек, только благо своей страны он понимал несколько иначе. И что было самое удивительное, капитан, кажется, серьезно обиделся на «прихвостня Москвы». Вот это были действительно чудеса!

— Здравствуйте, пан капитан, — раздался голос от входной двери.