ИММАНУИЛ ВЕЛИКОВСКИЙ: ЧЕЛОВЕЧЕСТВО В АМНЕЗИИ

После десяти лет «величественной изоляции» Фрейда (1895-1905) вокруг него собрался кружок учеников. Несколько лет спустя некоторые из них, прежде всего Вильгельм Штекель, Альфред Адлер и Карл Юнг создали свои собственные теории и школы, а также продемонстрировали успехи в терапии.

В то время, как Адлер подчеркивал социологические аспекты, стремление к признанию и волю к власти как главные пружины поведения, Юнг увлекся мифами и изучал мировую литературу по алхимии, каббале и мистическим видениям, чтобы найти свой собственный путь. В изучении бессознательного он начал как ученик Фрейда, но после совершившегося раскола изменил своему долгу. В 1916 году, вскоре после того, как он расстался со своим учителем, он пришел к ранней версии своей концепции родовой памяти. При этом он мог развивать, хотя никогда бы в этом не признался, некоторые идеи Фрейда, изложенные в его книге «Тотем и табу» (1912). В этой своей работе Фрейд утверждал, что, по крайней мере, отдельные реакции в ходе семейных отношений отражают некоторые родовые бессознательные механизмы действий, и в числе прочих отцеубийство, совершаемое пещерный! человеком Каменного Века.

Детом 1930 года я посетил Юнга в его доме близ Цюриха и, не сознавая степени его антагонизма по отношению к Фрейду, обратился к нему как к ученику Фрейда, чему он резко воспротивился.

В 1934 году выступил с идеей коллективного бессознательного разума и в последующие годы ее развивал. Он писал в своей книге «Архетипы коллективного бессознательного» (1934): «Сначала идея бессознательного ограничивалась указанием на вытесненные или забытые содержания. Даже у Фрейда,,, оно в сущности является вместилищем забытых и вытесненных содержаний… Соответственно для Фрейда бессознательное имеет исключительно личностную природу, хотя он признавал его архаические и мифологические мыслительные формы».

В одной сноске Юнг признал, что «в своих поздних работах» Фрейд дифференцировал «инстинктивную душу» человеческого существа, которую он называл <���ае!» и его «супер эго», что «обозначает коллективное бессознательное, частично сознаваемое и частично несознаваемое индивидуумом (поскольку оно вытеснено)».

Юнг продолжал: «Более или менее поверхностный слой бессознательного, несомненно, является личностным. Я называю его личностным бессознательным. Но он покоится над более глубинным пластом, не приобретенным личным опытом, а врожденным. Этот более глубинный слой я называю коллективным бессознательным. Избрал слово коллективное, потому что эта часть бессознательного имеет не индивидуальный, а универсальный характер. В отличие от личностной души, оно имеет содержание и модели поведения, до определенной степени одинаковые везде и у всех индивидуумов. Другими словами,, оно идентично у всех людей и, таким образом, составляет общий психический субстрат, имеющий сверхличную природу и присутствующий у каждого из нас».

Содержанием личностного бессознательного, по Юнгу, являются эмоционально окрашенные комплексы; содержанием коллективного бессознательного становятся «архетипы». Этот термин уже встречался в первом веке у александрийского философа Филона Иудея, который обозначал им образ Бога в человеке. У Юнга «архетипы» – архаические и изначальные: это «образы, которые существовали с древнейших времен». Но они обнаруживаются в мифе, в «эзотерическом знании», в снах, видениях и волшебных сказках: «Архетип – это главным образом бессознагель-ная сущность, меняющаяся, если она осознается или воспринимается». Юнг понимал, что в мифе осуществляется «бессознательный психический процесс», и, следовательно, работа мифологов, которые «всегда обращались за помощью к солярным, лунарным, метеорологическим, растительным и прочим подобным же теориям», абсолютно отказываясь признать, что мифологические образы и сюжеты отражаю г глубинные, укоренившиеся психические явления, бесполезна. «И то, что истинно в народных преданиях, еще в большей степени подкрепляется основными мировыми религиями. В них содержится открытое знание того, что первоначально было скрыто» (я бы скорее сказал «скрытое знание того, что первоначально было открыто»). Символы, используемые в религиях, воплощают скрытые сущности. «Догма занимает место коллективного бессознательного, формализуя его содержание», однако «практика католицизма полностью не осознает проблем такого рода». Почти вся сфера коллективного бессознательного вылилась в русло догматических архетипических идей и потекла в строго обозначенных берегах к символизму веры и ритуала… До христианской церкви существовали античные мистерии, они уводят в туманные дали доисторического неолита». Церковь возвела защитную стену сакральных образов. «С тех пор люди забыли, что они собой представляют. Но действительно ли забыли? Могло ли случиться так, что люди никогда и не знали, что они собой представляют?… действительно, у нас кет даже самого отдаленного понимания того, что означает непорочное зачатие, божественная природа Христа и единство Троицы… Суть состоит в том, что архетипические образы настолько слились с собственным смыслом, что люди никогда и не задают себе вопрос об их истинном значении… И когда (человек) начинает о них размышлять, он делает это с помощью того, что мы называем «разумом», а на самом деле является ни чем иным, как совокупностью всех его предрассудков и приблизительных знаний» 1.