Михаил Ахманов: Золотой свисток или Вояжи писателя Ахманова

– Ты кто такой, фраер? Кто и откуда?

– Леха я, с Ориона, – отозвался мужичонка. – Вольный стрелок. Шустрю помаленьку в здешних краях. «Хищника» смотрели? Так это про меня. Приукрасили, правда… Голливуд, фабрика грез, что с них возьмешь!

– Ты кончай про Голливуд, ты доказательства предъяви, – молвил Ахманов и ткнул пальцем в лехин живот. – Ну-ка, показывай пупок!

– Сколько угодно!

Леха задрал майку. Пупков у него было целых три. Ахманов их пересчитал, пощупал и решил, что все настоящие. Леха явно не в пробирке вырос. Может, его орионская мама хотела тройню, а получился один сынок, зато вольный стрелок.

– Ладно, – произнес Ахманов, – с твоей генеалогией мы разобрались. Дальше что?

– Дальше – бабки, – сказал Леха. – Будут бабки, будет работа.

– В какой валюте? – поинтересовалась Инесса с очаровательной улыбкой.

– В местной. Где трудимся, там и берем.

– Без обмана?

– Готов представить рекомендации за весь двадцатый век, – с обиженным видом сказал Леха и принялся перечислять, загибая пальцы: – Ленин, Сталин, Кеннеди, Насер… Да и Мао тоже не своей смертью помер. Вот с Леонидом Ильичем у нас осечка вышла… Но с ним не я был в исполнителях, а Витька с Тау Кита. Халтурщик!

– Тогда к делу, – сказала Инесса. – Ваша цена?

– Назову, барышня, назову, но с соблюдением тайны коммерческих переговоров. – Тут Леха покосился на Ахманова. – Вали-ка ты, писатель, домой, не мешай нашему тет-а-тету. Что ухи развесил? Видишь, тема намечается сурьезная! Иди себе, иди!

Ахманов ушел. Добрался до своего «Холидея», вытащил ноутбук и принялся строчить роман о пришельцах с Малой и Большой Медведиц. Время летело незаметно, текст прирастал с огромной скоростью, но через пару дней его отвлекли – стукнул в дверь коридорный и, сделав огромные глаза, воскликнул:

– Сэр! Такое событие, сэр! В баре у нас большие экраны… Спуститесь, сэр, не пожалеете!

Ахманов спустился. Бар был переполнен, народ гудел как пчелы в улье, и все смотрели в телевизор. Бармен, шустрый негр, обливался потом, едва успевая наливать, подавать и смешивать. На экране виднелась лужайка перед Белым Домом. Там, у бездыханного тела, суетились люди, одни в форме, другие в штатском, тащили носилки и тыкали стволами куда-то в небо.

– Доигрался! Достали гада, – сообщил бармен и сунул Ахманову бутылку. – По такому случаю, брат, пиво за счет заведения. Соленых орешков хочешь?

– Хочу! – сказал Ахманов.

Взопревший бармен придвинул к нему орешки, почесался под рубахой, и на стойку выпал пупок. Бросив халявное пиво и орешки, Ахманов схватил его и сунул в карман.

– Отдай! – захныкал бармен. – Не твое, брат! Отдай!

– Мое. Сувенир, – отозвался Ахманов и был таков.

Пупок с Малой Медведицы оказался как раз его размера, только черный. Поэтому Ахманов носит его лишь с темными свитерами и по большим праздникам.

Вообще-то на Таити писатель Ахманов не собирался. Жена велела ему купить путевки в Таиланд, но писателя занимал новый сюжет о вампирах, и он не обратил внимания, что там идет после «таи». Словом, в турфирме «Голд Тревел» ему всучили Таити вместо Таиланда. Жена, по вредности характера, ехать на далекий остров отказалась, а возврат двух путевок грозил большими убытками. Так что Ахманов вернул путевку супруги и поехал один. На зло своей лучшей половине.

Встретили писателя честь по чести: на шею – душистый венок, в губы – страстный поцелуй, и в каждую руку по кокосу. Даже спели ему на таитянском: к нам приехал, к нам приехал Михал Сергеич дорогой!

Затем Ахманова отвезли в местечко Тонга-Лоа-Хулахуп и поселили в бунгало с гамаком кинг-сайз и холодильником, где стояли шесть калебасов пальмового пива. Ахманов хлебнул это питье и отключился.

Утром его посетил местный гид, вертлявый таитянин лет тридцати, неплохо владевший английским. Звали его Кохау Ронго-Ронго.

– Алоха! – приветствовал гид клиента, разглядывая его цепочку с золотым свистком. – Чего желает бвана писатель? Каких удовольствий?

– Экзотических и знойных, – ответил Ахманов.

– Мальчики? Или годовалые козлята?

Ахманов содрогнулся. Будучи личностью высоконравственной, он помышлял о содомском грехе не больше, чем о скотоложестве. Сообразив, что допустил ошибку в сексуальной ориентации клиента, Кохау рассыпался в извинениях и стал предлагать другое: танцы с нагими вахине под луной, охоту на акул и барракуд, поедание живьем меч-рыбы и эротический массаж. Ахманов выбрал массаж – как наименее опасное и не слишком пагубное для его моральных принципов.