Андрей Лазарчук - Текст, не вошедший в окончательный вариант книги Мой старший брат Иешуа

Нигде. Ни единой строчкой.

Он прожил в Югославии восемь лет на каких–то птичьих правах, так и не получив ни политического убежища, ни даже постоянного вида на жительства. Однако его не выдворяли из страны, позволили работать, он преподавал в Сараевском университете всё те же древние языки, а в остальное время сидел и переводил, переводил, оттачивая смысл, сверяя формы и обороты, свою обретённую рукопись. Он оказался кем–то вроде временного владельца или хранителя её, Греция настаивала на возврате, Италия намекала на право изучения, Югославия отмалчивалась и ничего не предпринимала, так что Анатоль оказался крайним. Естественно, в первую очередь он озаботился новым высококлассным фотокопированием оригинала. Тем более что с фотокопиями, увеличенными в четыре раза, было куда удобнее работать. Сама же рукопись большую часть времени проводила в маленьком арендованном сейфе.

Автор – или писец? нет, скорее всё–таки автор – был чудовищно близорук или даже почти слеп. До Анатоля не сразу, но дошло, что писал он – она, разумеется, она, автор был женщиной, и звали её Дебора, что значит Пчёлка – по трафарету: шесть строчек всегда были ровны и параллельны, но следующая группа из шести могла быть немного перекошена, или они наползали на предыдущие, или отрывались от них. Наползали строчки, к сожалению, часто, буквы и слова перекрывались, и это был чертовский геморрой.

Но так или иначе, а за пять лет непрерывной работы Анатоль перевёл девяносто процентов текста; оставшиеся десять процентов были, так сказать, сомнительными местами, допускающими двоякое толкование… И ещё: он проникся убеждением, что диалект этот был редок настолько, что владел им в полной мере один человек на свете: автор рукописи. Родными языками автора были койне и арамейский, но среди говорящих на лаконском она прожила не один десяток лет, и вот в результате писала на том языке, на которым стала думать и говорить в старости. Анатоль понял это, и всё стало как–то проще.

А потом он почувствовал, что топчется на месте. Или, как Сизиф – дотолкал камень почти до самой точки возврата. Почему–то именно этот образ овладел им. Вот сейчас он осознает, проинтуичит что–то важное, и окажется, что всё сделанное раньше – это одна большая ошибка.

Подготовка к карнавалу заняла восемь дней, а сам он длился вечер, ночь, потом перерыв на короткий сон – и снова день, вечер и ночь. К великому сожалению, мы не сделали заметок по горячим следам, понадеявшись на память и фотографии – и ошиблись. Почти все фотографии не поддаются толкованию, хотя многие из них имеют художественную ценность. Или, по крайней мере, эстетическую.

Было весело. Карнавал полностью выполнил свою миссию: смыл накопившееся напряжение. Лёгкая продолжительная отвязная пьянка хороша сама по себе, а уж с непрерывными танцами до упаду – тем более. Особенно когда танец не просто так танец, а что–то сродни научному диспуту.

Всю подготовительную неделю Анатоль, примкнувший к русской школе ламбады, вёл среди слушателей образовательную работу. Ну, что нормальный русский человек знает о Вавилоне? Что там была башня и там были блудницы. Ну, и ещё смешение языков.

Там ещё были, как выяснилось, крылатые быки; крылатые цари; великий строитель и сильный зверолов пред Господом Нимрод, внук Хама (чьё имя стало нарицательным из–за вопиющего неуважения к старшим) и правнук, соответственно, самого старика Ноя, создателя маловместительного ковчега (откуда взялась та прорва рабов, которые строили Нимроду его исполинские дворцы, науке до сих пор неизвестно); основан город был в довременную эпоху самим богом Мардуком, а потом разрушался и восстанавливался несколько раз, становясь всё краше и краше, пока не был окончательно разобран по кирпичику за триста лет до нашей эры; не исключено, что до наших дней уцелел фрагмент стены пиршественного зала, на которой пред изумлённым Балтазаром появились огненные слова: «Ты взвешен и признан очень лёгким»; где–то неподалёку от него зеленели знаменитые висячие сады красавицы Семирамиды – то, что сейчас назвали бы «альпийской горкой»: искусственные горные склоны с ручьями и причудливой формы деревьями… Великий этот город, город городов, просуществовал полторы тысячи лет как минимум (может быть, больше; и если не город как населённый пункт, то одноимённый храмовый комплекс уж точно), постоянно прорастая сквозь самого себя, погибая и обновляясь, прославляя своих богов во множестве храмов, не веря слезам, цвёл и шумел величайший мегаполис древнего мира, центр схождения дорог и культур, а над всем этим возвышался, грозя, надменный каменный фаллос с высеченным на века кодексом царя Хамураппи…