Валерий Большаков: Однополчане. Русские своих не бросают

Миха Краюхин оказался самым непосредственным – бросился к своему родителю и крепко облапил его. Бедный сержант аж вспотел, не зная, на что решиться.

Тимофеев-младший смутился, встретив взгляд Тимофеева-старшего, но тот подмигнул ему. А затем вытянулся во фрунт и отчеканил:

– Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий!

– Вольно, – усмехнулся Сталин, и подал знак угасшей трубкой охране. Та исчезла. – Представьтесь, товарищи.

– Илья Исаев.

– Владимир Тимофеев.

– Алексей Краюхин.

Илья Марленович поднял руку.

– Разрешите, товарищ Сталин?

– Говорите.

– Мы сюда не от избытка отеческой любви явились, не за детками малыми приглядывать. Просто… Нет, вы не подумайте чего – Марлен мне ничего не рассказал, мы сами проследили за ними. Тревожились, понимаете? А когда поняли… В общем, так. Я за себя скажу. У меня на глазах развалили СССР, могучую сверхдержаву. А теперь появился шанс не допустить этого… этой… Да как угодно скажи, все равно лишь матом выразишь! Вы не думайте плохо о нас, обо всех, кто остался там, в будущем. Вон, недавно опрос провели, спрашивали население, кого оно считает величайшим человеком. И большинство ответило: Иосифа Виссарионовича Сталина! Конечно, либералам у власти такой ответ как ножом по стеклу, а мне приятно – не продались, значит, мы за капиталистическое барахло, остались как есть! Чем я могу помочь? Мы с Вовкой после дембеля и до самой «перестройки» припахивали в секретном «ящике», полузаводе-полуинституте. Испытывали турбореактивные двигатели и боевые «МиГи». Потом пришлось уйти, переквалифицироваться в буржуи. Жить-то надо. Но знакомых осталось много. Короче, мы притащили сюда буки с секретной документацией по «МиГ-15» (Марлен ухмыльнулся). Конечно, мы с Вованом не конструкторы, но кое-что понимаем. У меня кандидатская степень, а Вовка не успел диссертацию защитить.

– Некогда было, – сморщился Тимофеев. – Как говорится, хочешь жить, умей вертеться. Вот мы и крутились. И не слушайте вы Илюху, а то больно скромный. Он иногда такие советы подавал самому генеральному конструктору, что только держись! А «МиГ-15» мы не зря выбрали – он самый простой из настоящих, таких, реактивных истребителей. Американцы их боялись. Да там у нас не только «мигарь», мы поскидывали в бук кучу всяких ноу-хау. Технологию кирзы, например, чтобы сапоги шить дешевые, или… Да там много чего!

Сталин кивнул и повернул голову к Алексею Петровичу.

– А вы, товарищ?

Тот отчетливо щелкнул каблуками.

– Гвардии капитан Краюхин, – отрекомендовался он. – Служил в танковых войсках, с техникой на «ты». Последние десять лет работал программистом. Это…

Иосиф Виссарионович улыбнулся:

– Я уже ознакомился с некоторыми профессиями будущего. Ну, что ж… Лаврентий Павлович сразу поставил меня в известность о вашем задержании. Ваши… э-э… буки не пострадали?

– Нет, товарищ Сталин.

– Очень хорошо. Ну, что же, товарищ Исаев… Нет, вы, Марлен Ильич. Принимайте новых сотрудников. Посмотрим, какую пользу они смогут принести нашей общей родине!

…Был поздний вечер, когда отцы и дети наговорились и наслушались. Усталые, но довольные, все шестеро засели в полутемной лаборатории, где гудел огонь в голландской печи, а за окнами синели сумерки.

Марлен ощущал в это время спокойную удовлетворенность. Понимал же, не маленький, что родители переживать будут, выдумывать всякие ужасы… Да и почему выдумывать?

Он что, бессмертный? Его убить не могли? Могли, да еще как!

Уберегся, и слава богу.

А теперь все как-то улеглось в душе, унялось, осела муть. Хотя мамулька все еще там и теперь, наверное, уже за обоих беспокоится.

«Ничего, – вздохнул Исаев-младший, – и эту задачку мы решим».

Отец привстал и подкинул в печку пару поленьев.

– Не закрывай, Илья, – сказал Владимир Тимофеев.

Марленович послушался, и по темной комнате разбежались оранжевые отсветы пляшущего огня.

– Типа, камин, – сказал Вика.

– Типа, – кивнул его отец.

Рука Тимофеева-старшего лежала на сыновнем плече, и крепкие пальцы сжались, словно передавая невысказанное.

– Марлен, – проговорил Илья, – а ты долго привыкал к этому времени? Ну-у… ты понял, да? Тут же все другое – еда, разговоры… Да все!

Марлен покачал головой.

– Это только так кажется, бать. На самом-то деле тут люди немного иные, да и то… Честно говоря, первые месяцы было не до привычек. Сначала отступали, потом наступали, а мы еще в разведроте служили… Совершенно не находилось времени для рефлексий, даже поговорить по-человечески некогда было. Хотя, знаешь… Спасибо фронту, у меня всю интеллигентщину выбило на передовой. Я ведь раньше как думал? Нельзя ничего менять, а то вдруг будущее изменится! Помнишь, Вика?