Анастасия Цветаева: О чудесах и чудесном

Слова молитвы — тоже ритм — но ритм, связанный с высочайшими сферами Универсума.

Слова молитвы были прочитаны и запомнены водою на уровне элементарных частиц; на уровне волны. Ритм отрицательный побежден, побежден замысел злой старухи.

Припадки прекратились, девочка выздоровела.

И — о «Воспоминаниях о мощах Иоасафа Белгородского (Горленко)». Так уж устроен мир, что когда человек умирает, уходит, его физическое тело распадается. В разных случаях распадение идет по-разному. Святые, люди гармонической жизни, осветлявшие жизнь до последнего дня постом и молитвами, уходя, земной дом свой — физическое тело — оставляют в гармонии, как навсегда уходящие из дома аккуратные хозяева. Духовный склад человека святого остается долгое время отпечатком на покинутом теле, и тело не подвергается долгое время разрушению, оно продолжает излучать положительную энергию. Излучение может исцелять болезни живых. Так было с могилой знаменитого юродивого Корейши в Москве и с другими православными и католическими святыми христианами. В Индии в этом отношении показателен пример Вивекананды, он оставил свое тело на земле, а сам не вернулся из высочайшей медитации; тело осталось сидеть в позе лотоса, просто ссохлось.

Что касается мощей св. Иоасафа, которые в эпоху «воинствующего атеизма» выставили в музее, то при кончине святого, конечно, включились совсем иные механизмы биологические, чем при смерти фальшивомонетчика, душа которого ни просветленной, ни высоко-духовной не была. Отого не вышло никакого доказательства «ложности» святости, ложности, канонов религии.

И остальные рассказы из книги — «Явление», «О блаженной старице Евфросинье», «Грабители»,

«Ёлка» и другие — все они — свидетельства духовные, все они — маленькие вести и вестники «новой жизни» и возрождающейся веры, на которой, как на стержне, держится Жизнь в самом высшем смысле этого чудесного и таинственного слова. 1991 г.

1. Под псевдонимом — А. Мейн.

2. В. Лебедев «Тайны» психики без тайн, М, 1977, с. 83–84.

(источник — Мария Костюкевич «Легенды и были трех сестер»,

«Московский комсомолец» 27.09.1999, стр. 8)

Мне именно так, кратко, хочется назвать воспоминания о ней, моем друге, дружба с кем длилась полвека — со дня встречи и до ее смерти. Чтобы еще раз прозвучало ее имя, в моем сердце живущее — как в те дни.

Высокая, стройная, светловолосая. Очки, через которые весело смотрят большие серые глаза, — весело и чуть иронично, словно этой дружественной иронией она хочет потушить, от застенчивости, слишком явное, неудержимое дружелюбие, льющееся из щедрого источника доброты, непривычно щедрого. В век, когда эгоцентризм и сатира овладели людьми, когда доброта — отжившее, устарелое, просто смешное дело! — в ней, в Верочке зажжен светлый иронический огонек, несмыкание с современностью! Ее застенчивое чувство иронии — прежде всего — к себе.

Мы встретились с Верочкой Молчановской на курсах английского языка, на курсах не начальных, а повышения квалификации, ибо начали изучать этот прелестный язык — задолго. Место встречи — Сретенский бульвар, угловой дом, Комбинат иностранных языков, осень 1928 года. Как шло Верочке изучать и далее — преподавать именно этот язык: в ее наружности было что-то английское, скандинавское, чуть-чуть сказочное, хотя она, происходя из ученой семьи, киевской, знала как и я, с детства, и французский и немецкий. Может быть и это сближало нас — та свобода беседы, когда под рукой — с русским — четыре языка, по которым идет мысль, в которых растворяется чувство, располагающее языковым богатством четырех стран, из них три с детства свои, а четвертый с каждым днем зацветает новшествами и открытиями, догоняя три первых. Да, счастье постижения английского было той зоной, в которой цвела наша дружба.

Жила Верочка возле Главпочтампта, в Сверчковом переулке, в маленьком домике, с матерью и мужем, ей совсем неподходящим. Муж ходил по квартире совсем как чужой, казалось попав туда случайно, был сух, отстранен, партиен. В доме рос мальчик лет девяти — Водя, сын умершей сестры Верочки, которого она взяла почти с рождения (должно быть Водя называл себя так в младенчестве по неумению выговорить «Володя»). Своих детей у Верочки не было. Мать — высокая, как и дочка, но с проседью, темная; молчалива, скромна. Одна Верочка в этой семье светла, весела, радостна, напоминая не русскую, а какую-то английскую, скандинавскую? заморскую птицу, сверкающую — из клетки взлетающими между стен заточения, крыльями. Видя меня, а я у нее часто бывала, говорила с веселой ужимкой мое имя удваивая «с» — «Асся!» Приглашая к шутливости, вызывая веселье, отстраняя окружающее, как призрак.