Олег Верещагин: Тамбовские волки. Сборник рассказов

— М? — буркнул Санька.

— А вы воевать ходили?

— М-угу.

— А вы победили?

— М-угу, — Санька с натугой вытащил ствол, начал что-то говорить про маму, но оборвал себя.

— А тогда можно к маме вернуться?

Санька поднял голову. Илья осекся, и у него набухла нижняя губа.

Светка оказалась рядом с ним и обняла за плечи:

— Пока нельзя, — сказала она, осторожно гладя мальчишку по шее и затылку. — Там злые люди. Их много пока. Вот когда всех прогонят… ты вернёшься к маме и папе. Обязательно, Илюшка. Мы с дядей Саней сами тебя отведём. А пока ты поживёшь с нами, да?

Илья секунду смотрел на неё. Потом быстро кивнул и спрятал голову у неё на боку, как совсем мелкий. Глаза Светки стали огромными, но остались сухими. Санька закашлялся… и у него стало нехорошее лицо. Многообещающе лицо. Страшное.

— А они сюда не придут? — спросил Илья, не отрываясь от Светки.

— Кто? — выдохнула девчонка.

— Они, — Илюшка дрожащее вздохнул. — Которые нас подожгли…

— Не придут, — буркнул Санька. — Обсосутся приходить, ходилки ещё не отрастили. Слышь, герой. Дай-ка мне вон ту штуку и подержи вот тут…

Я уже почти совсем решил встать (суп, кажется, был готов), но тут Ленок в углу сказал:

— О, а где ты это нашла?

В руках у одной из девчонок была разбухшая от сырости старая книжка с неразличимой обложкой. Девчонка махнула рукой:

— Там, в одном доме.

— Сколько раз я говорила, — Ленка несильно стукнула её по носу этой книжкой. — Сколько говорила — не суйтесь в старые дома, прихлопнет, как таракана!.. Это букварь… Какой старый, — Ленка улыбнулась, — я такого и не видела… Ну-ка, что тут, на первой странице? — она распахнула разворот. Мелкие сосредоточенно зашушукали, потом кто-то прочёл:

— Мы не рабы. Рабы не мы.

— Правильно, — сказала Ленка. — Мы не рабы. Рабы не мы. А теперь давайте это повторим вместе. И погромче. Поняли?

… - Мы не рабы! Рабы не мы!..

* * *

— В общем так, — Санька затушил окурок о носок кроссовки. — Хватит. Мотаться по округе, переходим на ночную жизнь. Все. Старшие, младшие… Чую — нас будут искать с воздуха. Давайте мозговать, как не попалиться.

— Думаешь, из-за сегодняшнего будут искать? — спросил Генок. Санька поморщился:

— Из-за послезавтрашнего… Помнишь, как к той деревне выйти, где ты был?

— Помню, — усмехнулся Генок.

— Ну вот и поговорим. Когда искупаемся! — Санька шлёпнул себя по бёдрам и прыгнул с ветлы, на который мы сидели, в реку.

2. МОХНОЛАПЫЕ ЛЕСНЫЕ ЖИТЕЛИ

Всю неделю лил дождь.

Он был не холодный, не осенний, а тёплый, но уж больно нудный и постоянный. Он шёл днём и шёл ночью, им начинался вечер и за ним пряталось утро.

Мы обалдевали от этого дождя.

Девчонки возились с мелкими, мелкие тоже не особо скучали — дрыхли, болтали, вылезали под дождь, играли в доминошки, карты, шашки и шахматы на расчерченной прямо на столе доске — всё это им мы повырезали из деревяшек… Собственно, их-то жизнь не сильно изменилась, и даже Илья — его ожоги поджили наконец-то — как-то подзабыл ужас бомбёжки и свою погибшую семью… Еды у нас хватало. Ну — пока хватало.

Мы вылизывали оружие — снова и снова. Собачились. Чуть не подрались из-за пистолетов — в результате браунинги достались Генку с Тёмычем, а я обломился. М16 мы тоже поменяли на АКМ, с ними было меньше возни. Только Санька взял себе пулемёт. Тоже играли во всё подряд… Во всём этом было что-то неправильное, но мы не находили в себе сил куда-то идти под дождём, а взрослого — приказать, выгнать нас — не было. Даже Санька как-то потускнел. И заколотил колодец, куда Генок сбросил зарезанного Дрына.

От нечего делать мы взялись разбираться с печкой. В принципе, она была пока не нужна. Но во-первых, готовить во дворе стало невозможно, а Ленок заявила, что мелким надо есть горячее, готовить же на очаге неудобно, то подгорает, то сырое остаётся и все мы наживём гастрит и язву. Почему-то гастрит и язва нас сильно напугали, мы и приступили к решению проблемы.

Оказалось, что особой проблемы-то и нет. Надо было только почистить забитый по самый верх трубы дымоход и ещё отодвинуть такую железную фигень вверху печки. О втором мы догадались экспериментальным путём и уже позже.

В трубу мы запихали младшего и самого тощего из наших пацанов — семилетку по прозвищу Пушок. Сперва тот выражал несогласие визгом (девчонки — и старшие и младшие — смотрели на нас, как на палачей, а мальчишки Пушку явно завидовали) и даже кусался, когда понял, что добром отбиться не удастся — но потом вошёл во вкус и сопровождал активную работу в трубе завываниями и уханьем. Тут уж даже мы позавидовали…