Сын командира молча, со строгим лицом, развернул знамя. Было безветренно, и он расправил сине-алое полотнище с золотыми пчёлами по центру и чёрно-белой волчьей головой в крыже, наше, тамбовское. Оно у нас было уже давно, сшили в Котовске и тайком передали нам. Конечно, ни в какой бой мы ни разу под ним не ходили, смешно было бы. Но сейчас, наверное, выпало исключение.
— Равняйсь! — прозвучал голос Михаила Тимофеевича. — Смирно! Равнение на — знамя!
И он с суровым лицом накинул капюшон и взметнул к нему ладонь.
* * *
Чтобы сломить сопротивление оборонявшего центр Тамбова штатовского батальона "Янычар-7", понадобилось привлечь не только два усиленных бронетехникой и штурмовыми вертолётами "номерных" полка РНВ, как предполагалось вначале. В бой бросили 4-й Сибирский казачий полк и, наконец — спешно переброшенный на грузовиках из-под Липецка 2-й Алексеевский именной полк. Только к концу пятого дня бои закончились. Это было крайне необычно для янки — достаточно храбрые в наступлении, они не обладали стойкостью и быстро "ломались", если становилось ясно, что удача отвернулась. Из личного состава "Янычара-7" в плен попали одиннадцать человек, все — с тяжёлыми ранениями, без сознания. Не меньше пятисот ожесточённо сопротивлявшихся и после того, как их разрезали на группки и даже раздробили на одиночек оккупантов были убиты. Бойцам РНВ и казакам эти пять дней обошлись в почти восемьсот убитых, восемь сбитых ракетами и огнём стрелкового оружия вертолётов и кучу сожженной бронетехники. Пожалуй, с самого начала войны противник ни разу не был так упорен в обороне.
Полковник Гладышев, сняв жаркую "сферу" и с наслаждением дыша морозным воздухом — наконец-то в городе тоже лёг снег, засыпая непотребные грязь и гарь — пробирался по руинам, недавно ещё бывшим последней вражеской линией обороны. Снег валил и на трупы; тут и там бойцы выносили и складывали своих убитых, перекуривали, кто-то уже кипятил воду для чая на маленьких костерках или плитках сухого горючего. Люди перекликались, переругивались, слышался даже смех.
Около чёрной от гари, избитой пулями, как сыр — дырами стены — непонятно даже, что это было раньше — которую рассекала красная по чёрному надпись
USA FOREVER!!!
полковник увидел подсотника Кириллова. И остановился. Один из лучших офицеров 2-го Алексеевского, стоя коленями на обломках кирпича, держал на коленях голову убитого американца, прикрывая лицо мертвеца рукой. Грудь штатовца вместе с жилетом была разворочена очередью в упор, в правой руке, в чёрной тугой перчатке, он сжимал карабин без магазина, с открытым затвором подствольника и окровавленным штыком.
— Ты чего, Игорь? — по-простому спросил, подходя, полковник. Подсотник поднял лицо — чёрное, с сухими глазами, молодое. Гладышев вспомнил, что Кириллов был рядовым ВДВ и пришёл в РНВ, после того, как его батальон разбили во время нелепой высадки десанта парашютным способом на вражеские позиции. — Что случилось?
Вместо ответа Кириллов убрал руку с лица убитого.
Гладышев издал невнятный звук — удивления и почти испуга. Из-под козырька глубокого шлема смотрел… второй Кириллов. Точь-в-точь такой же, как его, полковника, офицер.
— К-хак… — поперхнулся Гладышев.
— Я не рассказывал, — тускло, как недавний осенний дождь, заговорил Кириллов, раскачиваясь на коленях и бессознательно гладя белый лоб убитого. — Нас двое было… я и Ванька… нам по пять лет было… близнецы… "двое из ларца", я помню, мама говорила… а потом родители начали пить… работы не стало, воровать они не умели и начали пить… пить… нас забрали в детдом… мы не хотели, лучше с пьянью, но с семьёй, чем… Потом Ваньку усыновили. У меня была чесотка… я лежал в стационаре… вернулся — а его нет… Я потом узнавал, метался — где там… даже документов никаких не нашёл… А тут вот… Гранату кинули — он её обратно успел. Две швырнули — и их выкинул, как жонглёр… Пошли на рывок, одного положил, второго… Выскочил навстречу, одного ногой, другого штыком, третьего тоже… Я подбежал и всё, что в магазине оставалось — в упор. Упал он, а я гляжу… — Кириллов отвёл глаза от полковника и вдруг закричал: — Братик, встань, встань, Ванька, ну встань, братик! — крик офицера сделался безумным, он уже не качал, а тряс мёртвого брата, и голова убитого моталась, а лицо было безмятежным. — Ванька, братик, встань, Ванька, пойдём домой, домой пойдём, слышишь?! — Кириллов упал на труп брата и заколотился всем телом, комкая пальцами широко раскинутых рук чужую пятнистую форму.
Читать дальше