Дмитрий Санин: Прекрасное далеко

Тут урбокат вздрогнул, тихо зафырчал, и, наконец, ожил. Вместе с урбокатом в салоне ожил Цой, задумчивой негромкой мудрости которого было тесно на волне «Маяка».

— Электротехника — наука о контактах, — удовлетворённо резюмировал Николай, с облегчением захлопывая пластиковый капот.

— Пробки… Гибнут как на войне… И Вы в эти россказни верите? — по лицу Виктора Алексеевича змейкой пробежала кривоватая улыбочка. — Да нет у них никаких пробок. Пропаганда всё это дешёвая. И нам тоже — надо было идти по столбовой дороге цивилизации, а не изобретать… гм… велосипед.

Николай равнодушно пожал широкими борцовскими плечами.

— Не зря же японцы тоже урбокаты стали развивать…

Заорала мобила, и он полез в тесный карман джинсов. Сосед с тонкой аристократической усмешкой следил за ничего не понявшим Николаем.

Звонил шеф.

Шеф, по обыкновению, сухо извинился, что отвлекает. И тут же — просто бальзам на израненную душу Николая! — сообщил, что сегодня никакого пробного пуска не будет, и пусть Николай не переживает, а спокойно встречает свою ненаглядную Алёну с хулиганами. Пускать будут в понедельник.

— Спасибо, Андрей Васильевич! — залепетал осчастливленный Николай, пылая лицом как мак.

Шеф попрощался. Николай, с облегчением рассмеявшись, довольно посмотрел на телефон, потерявшийся в его обширной ладони. Всё-таки шеф, этот человек-арифмометр, иногда просто поражает своей заботливостью. Ведь занят — как белка в колесе скачет — а нашёл минутку утешить отсутствующего на празднике жизни…

— Это ещё неизвестно, в ком из нас говорит старческий консерватизм. Вот убогие чухонцы — делают телефоны в два раза меньше и легче, — грустно покивал серебряной гривой сосед. — А Вы таким гробом (извините, Бога ради) довольствуетесь. Ни цветного дисплея, ни полифонии… — Он вздохнул и с грустью посмотрел на Николая. — Дали Вам убогонькую квартирку в убогонькой кирпично-монолитной многоэтажке, пародия на нормальный кирпичный дом; ездите на убогонькой сикарахе с велосипедными колёсиками — а Вы и рады стараться. Обобрали Вас и облапошили, Николай. — Он снова театрально вздохнул. — Мне даже не за Вас обидно (и уж конечно не за себя!) — мне за ваших детей обидно. Что они увидят в жизни? Кто от их имени распоряжается их богатствами? А как бы мы все жили, если бы не этот никому не нужный октябрьский п-переворот! Если бы не этот дурацкий милитаризм, в который мы сами себя загнали, пугаясь собственного воображения… Кому нужна эта страна, что мы все время боимся каких-то врагов?! Свобода общения, свобода передвижения, свобода предпринимательства — вот что должно двигать людьми. Свобода — как везде в нормальном мире! Надо сбросить догматические шоры — и смотреть на мир как он есть, а не через прицел. И вот результат: у финнов есть «Нокия», они живут среди природы, в уютных частных домах, ездят на комфортабельных автомобилях… Свободные, как ветер, люди; уважают себя и друг друга… И мы были бы такими же, — Виктор Алексеевич начал волноваться, он совершенно растерял свою величавость и настойчиво тыкал в воздух пальцем, холёным и белым. — Финны не тратят чёртовы миллиарды на никому не нужные вооружения, они ведут себя умно, они занимаются обустройством жизни…

Николай ещё раз посмотрел на свою потёртую «Электронику-МТ521».

— А меня моя «элька» устраивает. Говорить умеет — что ещё нужно от телефона? Я бы хотел добиться в жизни чего-то большего, чем побывать хозяином избушки, или владельцем телефона с цветным дисплеем и полифонией. Жаль на это жизнь тратить. Пусть у них эта самая «Нокия» — зато у нас Гагарин. И работа — я её очень люблю и ни на что не променяю. Работа — это же самый лучший, самый надёжный смысл жизни!.. Вот мы в институте строим Двигатель. С большой буквы «Д». Это же чертовски интересно! Как говорит мой шеф, лишь бы не было войны, а наше дело — растить детей и двигать науку. Разве это не свобода, разве это не счастье — делать что ты хочешь, заниматься любимым делом? А?

Николай широко, заразительно улыбнулся.

— До свидания, уважаемый Николай, — Виктор Алексеевич печально поджал тонкие губы и картинно заломил седую бровь. Он изысканно вежливо, с подчёркнуто аристократической иронией раскланялся, и направился в булочную. Николай удивлённо посмотрел ему вслед, махнул рукой на прощание и сел в урбокат. Урбокат бесшумно покатился со двора.

Виктор Алексеевич мрачно шествовал, философски глядя на окружающий мир. Убогий мир убогой новостройки: типовой двор, громоздкие монолитки, типовой детсад с песочницами, типовой «дом подрастающей шпаны»… Дети, лет пяти-семи, с увлечением гоняющие среди кустов, с пластмассовыми «калашниковыми» наперевес. В нормальной стране, кстати, их родителей давно под суд бы отдали — за то, что дети без присмотра, целыми днями на улице… Да-с. Типовой мир, штампующий типовых винтиков-совков. Типовой кинотеатр через дорогу, типовой универсам, типовая библиотека, типовая поликлиника… Набившие оскомину официозные голубые ёлочки с пошлыми берёзками вперемешку, и убогая гордость ЖЭКа — реденькая рощица настоящих сосен, аж целых пятнадцать штук…