Фидель Кастро История меня оправдает

После ухода из камеры врачи подписали документ. Я знаю, что они сделали это, движимые добрыми побуждениями, считая, что это была единственная возможность спасти мне жизнь, которая находилась под большой угрозой. Я не давал обещания хранить в тайне этот разговор; для меня важна только правда, и если, сообщив правду, я тем самым причинил ущерб этим двум хорошим специалистам, я тем не менее поставил их честность вне всякого сомнения, а это гораздо более ценно. В тот же вечер я написал письмо в суд, в котором разоблачил план, подготовленный властями, и потребовал вызова двух судебных врачей, которые удостоверили бы, что я вполне здоров. В этом письме я заявил, что если для спасения моей жизни я должен согласиться на подобную уловку, то я предпочитаю тысячу раз расстаться с ней. Чтобы не было никакого сомнения в моей готовности бороться даже в одиночку против этой подлости, я в своем письме привел слова Учителя: «Справедливое дело, даже запрятанное в глубинах пещеры, сильнее армии». Это письмо, как известно суду, было представлено доктором Мельбой Эрнандес на третьем заседании суда 26 сентября. Мне удалось передать ей письмо, несмотря на жесткую охрану, которой я подвергался. В связи с этим письмом, разумеется, немедлено были осуществлены репрессии: доктора Эрнандес изолировали, а меня, ибо я и так уже был изолирован, поместили в самый отдаленный угол тюрьмы. Начиная с этого момента все обвиняемые, перед тем как направиться в суд, подвергались тщательному обыску.

Судебные врачи пришли ко мне 27 сентября и удостоверили, что у меня прекрасное здоровье. Однако несмотря на неоднократные требования суда, меня не приводили ни на одно заседание суда. К этому надо добавить, что все эти дни неизвестные лица распространяли сотни фальшивых листовок, в которых содержались призывы похитить меня из тюрьмы,- глупое алиби для того, чтобы физически уничтожить меня «при попытке к бегству». После того как эти планы провалились благодаря их своевременному разоблачению со стороны бдительных друзей, а фальшивое медицинское свидетельство стало достоянием гласности, у них не оставалось иного способа восприпятствовать моему присутствию на суде, кроме открытого и наглого неисполнения распоряжений суда.

Это был неслыханный случай, господа судьи: режим боялся присутствия обвиняемого на суде; террористический и кровавый режим спасовал перед моральной силой безащитного, безоружного и оклеветанного человека. Так, после того как меня лишили всего, меня еще к тому же лишили возможности присутствовать на суде, где я был главным обвиняемым. Следует отметить, что все это совершалось в обстановке временной отмены конституционных гарантий и когда действовали в полную силу закон об общественном порядке и цензура над прессой и радио. Какие же ужасные преступления должен был совершить этот режим, если он так боялся голоса одного обвиняемого!

Я должен подчеркнуть грубое, полное неуважения отношение и к вам, господа судьи, со стороны военных властей в ходе процесса. Сколько раз данный состав суда отдавал распоряжения о прекращении бесчеловечной изоляции, которой я подвергался, сколько раз суд требовал уважения моих самых элементарных прав, сколько раз он требовал, чтобы мне позволили присутствовать на судебных заседаниях, - ничего этого выполнено не было. Каждый раз они отказывались выполнять все ваши распоряжения. Более того, в присутствии самого суда во время первого и второго заседания рядом со мной была поставлена преторианская стража, чтобы помешать мне с кем-либо разговаривать даже во время перерывов, давая тем самым понять, что не только в тюрьме, но и на суде – в вашем присутствии – они не обращают ни малейшего внимания на ваши распоряжения. Я хотел поставить этот вопрос на следующем заседании как вопрос об элементарном уважении к суду, но... мне не позволили больше присутствовать на нем. И если после того, как к вам проявлено такое неуважение, нас привели сюда, чтобы вы отправили нас в тюрьму во имя «законности», которую они, и только они, нарушают с 10 марта, - более чем печальна роль, которую вам хотят навязать. В данном случае ни разу не случилось того, о чем говорит латинское изречение: cedant arma togae. Я прошу, чтобы вы особо приняли во внимание это обстоятельство.

Но все эти меры оказались совершенно бесполезными, так как мои храбрые товарищи с невиданной гражданской доблестью четко выполнили свой долг.

«Да, мы пошли сражаться за свободу Кубы и не сожалеем, что сделали это». Так заявили они один за другим, отвечая на вопросы прокурора. И тотчас же с удивительным мужеством, обращаясь к суду, они разоблачали ужасные преступления, которые были совершены по отношению к нашим павшим братьям. Хотя я не присутствовал на суде, тем не менее мог следить за процессом из моей камеры и знал обо всех деталях благодаря помощи заключенных тюрьмы Бониато. Несмотря на все угрозы строгого наказания, они изобрели остроумные способы, чтобы передавать мне вырезки из газет и всевозможную другую информацию. Тем самым они мстили за злоупотребления и издевательства со стороны директора тюрьмы Табоада и смотрителя, лейтенанта Росабаля, которые заставлют их работать от зари до зари на строительстве особняков для частных лиц, морят их голодом, расхищая средства, предназначенные на содержание заключенных.