Лев Прозоров - Выбор каган-бека Булана

Каган-бек поперхнулся, с трудом удержавшись от более явных проявлений оскорбительного недоверия. Всего лишь! Песни хазар помнили прошлое на двенадцать поколений назад — это три века. «Новая» вера, от которой ушли эти люди, была вдвое старше древних преданий. Насколько же стара вера самих пришельцев?!

Из того немногого, что он знал о вере пришельцев, ничего не отвращало его сердце. Ну разве что расплывчатые слухи о некоей тайной ране, что принимал на тело мужчина, посвящавший себя Тому, кого их старейшина назвал Богом Воинств. Но страшна ли рана для воина? Впрочем, чужаки никому не навязывали своей веры, и даже, скорее, прятали ее. Это само по себе соблазняло — прячут самое ценное, разве нет?

Вечером он пришел в палатку старейшины чужаков. После вежливого разговора ни о чем — дани обычаю, как и разделенная трапеза, накрытая дочерью старика на походном столе — каган-бек перешел к делу.

— Сегодня ты говорил мне о своем Боге. Я давно думаю о том, что хазарам нужен новый покровитель на небесах. В нашей державе слишком много племен, и почти у каждого — свой Бог. Свои боги у аланов и савар, свои — у нас с болгарами и барсилами, свои у буртасов, анты молятся Громовержцу Перуну. Все идут за нами, пока мы побеждаем — но никто не побеждает вечно. Так жили гунны, так жили тюрки. Где ныне их победы, их слава, их сила? Первое поражение — и все рассыпалось. А те державы, где у всех один Бог — стоят веками. Как Рум. Как арабы. Но если я подниму над всеми Богами Хазарии нашего Танры — оскорбятся аланы, савары, буртасы с мадьярами, и наши лучшие воины — чиги и качуры. Если я приму Распятого — это значит, я поклонюсь лживому косирху из Константинополя. Если я поклонюсь Аллаху — я стану слугой халифу в Багдаде, воины которого потрошили курганы наших предков. Я не хочу ни того, ни другого, ни третьего.

— Твоя речь — речь мудрого правителя, Булан-бек, — негромко произнес старый воин. — Ты хочешь веру, приход которой не будет означать возвышение хазар над их союзниками, но — справедливое уравнивание всех перед Богом. И ты не хочешь чересчур сильных учителей в этой вере, которые пытались бы стать твоими повелителями. И ты подумал о нашей вере.

— Не только поэтому, — проговорил, опустив глаза, Булан. — Твои воины славно бились сегодня, и это видели все племена Хазарии. Многие захотят после этого дружить с …Господом Воинств. Сразу видно — этот Бог поймет воина. Но я хочу знать больше о вашей вере. Расскажи мне о Боге, которому вы служите.

— Ну что ж… — старик глянул на дочь, та понятливо склонила голову и исчезла за занавесью — ни к чему женщине слушать мужской разговор. Взгляд, которым проводил ее молодой вождь хазар, подсказал старику еще одну причину, склонившую сердце Булана к вере чужаков. Что ж, так ли важно, каким путем человек придет к Истине? Господи, неужели конец скитаниям и преследованиям? Неужели Господь Сил посылает им новый дом, новую Родину? Неужели древняя вера в кои-то веки обретет силу державы?!

— Что ж, Булан, — повторил Сергий Эдесский, последний Лев Восточной Римской империи, — я охотно расскажу тебе о Митре.