Павел Кучер: Полет в двадцатый век

Мало, что одну продали? У воды, значит, быть, да и не напиться? Малинник себе устроили, педофилы? Типа, всё равно девчонок к чужакам на растерзание везем или колдунья (это я) их на зелья пустит... Да я вас самих... Нет, пора мне учиться за лицом следить, тишина вокруг звенящая... Княгиня в гневе! Хоть подобие величественности надо изобразить... Ага, привели!

- Эй! Убрать... вот это... дерьмо!

Смотри-ка, понятливые. Каждый сноровисто взял в одну руку по ноге, другой рукой подхватил тушку хуторянина... Потащили... к помойной яме. Сержант удивленно смотрит. Все на меня смотрят с немым вопросом. Как, и это всё? Руку вперед, кулак сжать, большой палец вниз! Понятно? Дружный выдох. Здоровяк кивает. Знают любимый жест римских патрициев в цирке? Откуда? Ах да, мы же им привезли новый фильм, свежепереснятый с компа на пленку - "Спартак"... Эрудиты.

Финита ля комедиа! Огромный Ганс педалью распахивает крышку над выгребной ямой, шагом в сторону пропускает наивных вперед и резко бьет сразу обоих под основание черепа. Хрясь! Парочка, взмахнув на прощанье своими и чужими ногами, исчезает... Пульх! Бульк!

Ненавижу эти официальные визиты! То и дело приходится изображать из себя невесть кого... феодальную владычицу... Так, оглядеться, пока все смотрят мимо меня... Вроде бы пронесло! На лицах даже проступает уважение - своя... Строгая, но справедливая! А иначе никак нельзя, я представитель высшей власти. И высшей справедливости. На том стоим... За изнасилование наказание одно - смерть... Немедленная. Публичная. Так надо, понятно?

В начале 90-х годов, в той прошлой, далекой "демократической России", утонувшей в потоке либеральной "чернухи", довелось мне пообщаться с занятным стариком. Ровесником века. Даже у Колчака писарем успел послужить. По малолетству поддела дедулю. Зачем же вы слушали красную пропаганду? Дед усмехнулся, объяснил: "А не было никакой пропаганды! Вообще... Агитировали не словом, а делом. Через деревню, как саранча, перли всякие. Белые, зеленые, чехи, японцы... Власть за три года поменялась раз пятнадцать. Но каждая брала харчи, отнимала лошадей, уводила парней-рекрутов, насиловала... Иногда, от отчаяния, родня приходила жаловаться командирам. Командиры хохотали - право сильного! Только красные не стали смеяться. По указке пострадавших дернули насильников из строя, да и шлепнули... Без речей о Мировой Революции... Война сразу и закончилась. Стало ясно - пришли свои."

Вот, пригодилась наука.

- Запомните, малышки, вокруг - свои. А вы все теперь - наши! Конец церемонии. Всех немедленно в лазарет! Марина, Фатима, у нас много работы...

***

А праздник, назло врагам, состоялся. Через три дня. В санчасти. Когда "смолянки" чуть-чуть отошли... Плевался паром гигантский латунный самовар, двухведерный, крупнейший в Европе... Даже у датского короля Христиана IV он меньше, но зато серебряный... И был торт. И ведро мороженого. И все перепачкались, как маленькие свинюшки. Трех лежачих мы кормили с ложечки. Мне, уже привычно, досталась Гретта... "хвостик"... Там она первый раз улыбнулась... Гвозди бы делать из этих детей! Ведь ни одна не заплакала... ни разу. Вот же, подрастут и достанутся кому-то, стервочки. Но, сначала карантин... и надо попасть домой...

И ещё было. Совет командиров Острова (с большой буквы, просто название не в чести), преподаватели, начальник Базы (тоже с большой буквы) и пяток старших парней... На столе в высоком зале ярко горит единственная лампа. Подобие антуража из "Педагогической поэмы" Макаренко, впрочем, и её потрепанный томик лежит на виду - для справки... Лица мрачные, неудобно... за себя, передо мною... Перед малышками просто отчаянно стыдно - их глупо не уберегли. На повестке дня вопрос "Как жить дальше?" Первыми, как и положено в армии, высказались самые младшие. Имя-отчество выговорить удается не всем, но я не придиралась. Потом разговор пошел совершенно откровенный, без чинов...

- Откуда вы взяли этих ублюдков?

- Дарья Витальевна, других тут нет - это самые лучшие! Правда-правда... не сомневайтесь. Разбойники, извращенцы, но не религиозные фанатики, по крайней мере. Честное слово! А другие... малышек уморили бы прямо на месте, как будущих ведьм... Жмудины - народ темный и в католицизме усердный до крайности... Двоеверам-то по-другому нельзя. Или сами бы в жертву принесли. Идолы деревянные с губами, вымазанными человеческой кровью, тут в любом лесу, возле любого поселка. А есть колдуны... Хуторянин, которого девчата шлепнули, точно себя черным магом считал, как овдовел, так жил с черной козой... Верно понимаете, в буквальном смысле. Не иначе, мечтал в инферно подняться.